- Сегодня будет только одна скачка, сэр? Он вытащил два толстых резиновых кольца из глубокого кармана своего фартука и надел их мне на запястья. Это делается, чтобы ветер не задирал рукава камзола.

- Да, - отвечал я, - насколько мне известно. - Я всегда надеялся на лучшее.

- Может, одолжить седло полегче? Похоже, вы перебрали весу.

- Нет, - сказал я. - Я хотел бы ехать в собственном седле. Я сначала пойду с ним на весы и посмотрю, сколько у меня лишнего.

- Как вам угодно, сэр.

Я пошел вместе с Клемом, захватив свое шестифунтовое скаковое седло с подвязанными к нему подпругой и кожаными стременами и шлемом, болтающимся где-то у меня на затылке. Общий вес оказался десять стоунов и шесть фунтов, что было на четыре фунта больше, чем полагалось для моей лошади, по мнению судей.

Клем взял седло, а я положил на скамейку мой шлем.

- Кажется, у меня лишний вес, Клем, - сказал я.

- Верно. - И он побежал обслужить кого-то еще.

Я, конечно, мог сбросить лишнее, взяв седло веса «почтовой марки» и переодевшись в шелковый свитер и «бумажные» сапоги. Но я скакал на своей собственной лошади и старался для себя самого, а моя лошадь была костлявая, и я мог натереть ей ребра слишком маленьким седлом.

Безнадежный - гнедой мерин-пятилетка - это было мое новое приобретение. Через год-другой из него, судя по всему, мог получиться отличный стиплер, а пока я брал его на скачки с препятствиями для новичков, чтобы дать ему опыт, в котором он отчаянно нуждался.

Его ненадежность как прыгуна заставила Сциллу накануне вечером упрашивать меня, чтобы я не скакал на нем на Пламптонском ипподроме, где неосторожных подстерегает множество ловушек.

Сцилла попробовала обойтись без снотворного, и в своем невыносимом напряжении она то сердилась, то принималась умолять меня:

- Не надо, Аллан! Не нужна тебе эта скачка для новичков в Пламптоне. Ты сам знаешь, твой проклятый Безнадежный действительно не надежен! Тебя же никто не заставляет, ну зачем ты это делаешь?

- Просто мне это нравится.

- Нет на свете лошади, которой до такой степени подходило бы ее имя! - сказала она печально.

- Научится, - сказал я, - конечно, если я дам ему возможность учиться.

- Пусть скачет кто-нибудь другой, прошу тебя!

- Какой смысл держать лошадь, если на ней станет ездить кто-то другой? Я же для того и приехал в Англию, чтобы участвовать в скачках.

- Ты убьешься. Так же, как Билл. - И она стала плакать, беспомощная и обессиленная.

- Не убьюсь. А если б Билл погиб в автомобильной катастрофе, ты бы не позволила мне водить машину, да? В скачках с препятствиями не больше и не меньше риска, чем в езде на автомобиле. - Я помолчал, но она продолжала плакать. - На шоссейных дорогах гибнет в тысячу раз больше людей, чем на ипподроме, - сказал я.

После этого дурацкого заявления она немного успокоилась, но язвительно указала мне на разницу в числе людей, водящих машины и участвующих в скачках.

- Считанные единицы гибнут на скачках с препятствиями, - начал я снова.

- Но Билл погиб!

- Один человек из сотни за год.

- После рождества это уже второй.

- Да. - Я осторожно посмотрел на нее. В ее глазах еще были слезы.

- Скажи мне, Сцилла, у него не было неприятностей последнее время?

- Почему ты спрашиваешь? - Мой вопрос поразил ее.