Лен. Ладно сотканный, но тем не менее он, родимый. И ткань выглядит вполне пристойно, и одежда такая в летнюю пору куда предпочтительнее. Впрочем, боярину ли Карпову жаловаться на жару? В отличие от другого знатного люда, он не носит сто одежек, дабы лишний раз подчеркнуть свой статус. А потому и тех мучений не испытывает. Чего никак не сказать о взопревшем Ерохине. Жаркий нынче выдался июнь, что тут еще скажешь.
– И тебе поздорову, Иван Архипович, – с тяжким вздохом приветствовал купец. – Прав ты оказался. Опять прав.
– Ну так привык бы уж и слушал мои советы, а не проверял всякий раз, вдруг именно теперь я ошибусь.
– Привыкать мне никак нельзя. Как только перестану своей головой думать, тут-то и помру. Как купец, понятное дело. Так-то не дождетесь. Ну кто же знал, что предательство приключится!
– Новгород не выстоял бы долго против Карла и без предательства, – убежденно произнес Карпов.
– Тебе-то откуда известно? – усомнился Ерохин.
– Зря ты так-то, Авдей Гордеевич. Ты в торговле знаешь толк, тут мне с тобой не равняться. Я же воевать умею. А потому знаю, о чем толкую. Казну-то спасти удалось?
– Казну-то спас. Да только у меня ить в товаре немало было. Все на складах осталось и прахом пошло.
– Ничего. Были бы кости, а мясо нарастет, – усмехнулся Иван.
Пока говорили, миновали домик смотрителя и вышли к спуску на берег Черехи. И тут Ерохин замер, так и не ступив на деревянную лестницу. Было чему удивиться. На берегу раскинулись палатки военного лагеря. Тысячи три, вряд ли больше. Получается, где-то два полка карповской дружины. Если вспомнить, как он всего одним полком рвал шведов два года назад, то великая сила выходит.
Купец бросил на боярина взгляд, полный надежды. Но в ответ получил лишь отрицательное покачивание головой.
– Почему? – все же спросил Ерохин.
– А сам не понимаешь? Говорили уж о том. И не раз.
– Но полки ты привел.
– Чтобы упредить Карла, реши он напасть на Псков.
– А не боишься, что вече может и на лобное место потянуть? Они уж боярской кровушки вкусили и от нового угощения не откажутся. Иль все во Пскове твоей волей деется и народ уж власти не имеет? Так вроде до такого еще не дошло. Если только за те три месяца, что меня не было, что-то не изменилось.
– Не изменилось, слава тебе господи. Все по-прежнему. Ты же знаешь, Авдей Гордеевич, я не стремлюсь полностью отринуть власть веча. Наоборот, ратую за то, чтобы сила за ним сохранялась и впредь. Пусть и не так безмерно, как это было ранее, когда не палки, но бревна в колеса вставляли. Но вот никак не могут вечевики прийти к единому мнению, сколько войск слать да каким манером собирать ратных людишек.
– Время, стало быть, тянете, – горько констатировал купец.
– Как аукнется…
– Мне уж твой сержант о том в уши пел. Опять же, каких только слухов по Новгороду не ходило… – Внимательно взглянул на боярина купец и вздохнул. – Видать, тобою же те слухи и пущены. Но, признаться, я все же полагал, что ты не уподобишься нашим новгородским гнидам.
– Вот и не равняй нас. Они и Псков перед лицом опасности оставили, и Великий Новгород предали.
– Кхм. Прости, Иван Архипович. Не хотел я тебя обижать.
– Верю. А потому и близко к сердцу не принимаю.
– Но ведь не жаль тебе Новгорода, Иван Архипович.
– Извини, Авдей Гордеевич, но я к нему никогда сердцем не лежал. А поведением своим он меня еще больше отвратил. Так что не будем о том. |