Только бы это скорее закончилось, думала Дебора Браун. Только бы мы уцелели. Только бы я уцелела. Я даже постараюсь полюбить сладкую утку… Джизус! Я полюблю сладкую утку! Только пусть все станет, как прежде!

Дом Джима Осбери 19.02

И разверзлись хляби небесные.

Щетки стеклоочистителей едва справлялись. Света фар хватало от силы на сотню футов, — но и на свету не было видно ничего, кроме слепящих водопадов, хлеставших с высоты, и пенной бешеной реки, в которую мгновенно превратилась извилистая главная улица городка, носившая громкое название Гамильтон-авеню. Улица полого поднималась вверх, но в сухую погоду машина и не замечала бы уклона, — а теперь река ярилась Молдеру навстречу. На каждом повороте протекторы теряли покрытие, и взятый напрокат заезженный «Сааб», казалось, грозил опрокинуться.

Машины Джима не было видно возле дома. И не светилось ни одно окно. Все как по писаному.

Проникнуть в дом не составило никакого труда.

Почему-то Молдер чувствовал себя настолько уверенно, что, будто заявившись с дождя к себе домой, с минуту спокойно отряхивался и отфыркивался в прихожей. Потом зажег мощный ручной фонарь и осторожно — все-таки осторожно! — двинулся к двери в подвал.

Интересно, дверь и вправду живал? И вправду способна оживать? Или мне показалось днем? Или это просто порыв сквозняка вырвал ее у меня из рук и впечатал в проем?

Молдер не знал. Но ответ не заставил себя ждать.

Дверь распахнулась с готовностью — как и подобало обычной, всего-то лишь очень тяжелой и массивной двери. Немного странно, конечно, что вход в домашний подвал прикрыт едва ли не люком бронированного сейфа, — но закон это не запрещает. Молдер посветил вниз. Подвал отнюдь не был бездной, как ему показалось не-сколько часов назад. Лестница насчитывала двенадцать ступеней.

Но стены действительно были красными. А пол действительно был земляным.

Молдер глубоко вздохнул и стал спускаться.

Возможно, именно с этого момента он начал допускать оплошности и ошибки. Вспоминая потом события этого вечера, он не мог ответить себе с уверенностью: с этого момента или нет. Скорее всего — нет, и то, что произошло через несколько секунд, было не странной и нелепой, невозможной для опытного агента ошибкой, а всего лишь мелкой оплошностью, вполне понятной и даже извинительной после этого адского дня. Скорее всего, странные и невозможные, абсолютно необъяснимые ошибки начались чуть позже. Скорее всего. Но факт остается фактом: толком он ничего не успел увидеть в подвале. Потому что, едва он миновал последнюю ступеньку и встал на земляной пол, сзади раздался нарочито спокойный голос:

— Я мог бы сейчас вас убить. Теряя дыхание, Молдер обернулся.

Джим Осбери стоял, не шевелясь, у него за спиной. Б метнувшемся к его лицу луче фонаря его глаза засверкали, как стеклянные.

— Но я хочу всего лишь поговорить, — сказал Джим.

— Я этого хотел еще днем, — ответил Молдер, овладев собой.

— Днем я еще не был готов. Днем я еще был прав.

— Днем ваша дочь еще была жива.

— И это тоже. Но не только и не столько. В конце концов, что такое дочь по сравнению со смыслом жизни?

— Чьей жизни?

— Моей.

— У нее тоже мог бы быть смысл жизни. Если бы ее не лишили жизни.

— Смысл либо один у всех, либо его вообще нет. А жизни она лишила себя сама. Она оказалась не способной нести крест. Многие люди не способны нести крест. И, похоже, я теперь — тоже. Тоже оказался не способен… Недостоин.