– Самый-самый, наверное, иранский шах, – произнес он наконец. – По крайней мере, он самый колоритный, начиная с приемов и светского протокола. От шаха и его свиты буквально веяло властью, куда там Белому дому и Букингемскому дворцу. Только не спасло это его…

– Ясно… – протянул Экройд. – А я раз встречался с Джо Нейметом, когда ездил на конференцию «Амвэй» в Цинциннати. С тех пор, кстати, там больше и не был, времени нет. Все силы уходят на «Пайн-Медоус». Дело нудное, но выгодное. В месяц по тринадцать сотен, особо не напрягаясь… Джо оказался в Цинциннати по своим делам, но знал парня, который близко дружит с Мерлом Уивером. Короче, Джо – он сам просил, чтобы его так называли, – оба дня провел с нами. Экскурсии по местам боевой славы и все такое прочее. Нет, он отлучался, конечно, но по возможности сидел с нами в баре, выпивал, как водится… Потрясающий человек, одним словом!

Пейзаж за окном вдруг показался знакомым. Бедекер точно знал, что за следующим поворотом будет молочная ферма и цветочные часы посередине трассы. Ферма и впрямь была на месте, а вот часы вытеснила недавно заасфальтированная парковка. Слева виднелся дом под багряной черепицей – по словам матери, тут когда-то была остановка почтовых карет. Вот и хлипкий балкончик на втором этаже… Да, точно. Забытые воспоминания бесцеремонно вторгались в настоящее, рождая стойкое ощущение дежавю. Остался последний поворот, и через милю Глен-Оук заявит о себе узкой рощицей и единственной во всей округе зеленой водонапорной башней, одиноко торчащей среди кукурузных полей.

– А вы с Нейметом встречались? – спросил Экройд.

– Не приходилось.

В ясный погожий день с высоты тридцати пяти тысяч футов Иллинойс выглядел лоскутным одеялом из зеленых прямоугольников. На Среднем Западе господствовали прямые углы, а на Юго-Западе, который Бедекер излетал вдоль и поперек, – беспорядочно изломанные дуги эрозии. С высоты двухсот миль весь Средний Запад был скоплением зеленых и коричневых пятен под толщей белых облаков. С Луны не было видно и этого. За сорок шесть часов пребывания на ее поверхности Бедекеру и в голову не пришло высматривать оттуда Соединенные Штаты.

– Отличный парень, правда! – продолжал восхищаться толстяк. – И кстати, совсем не пафосный, как многие «звезды». Бедолага, не повезло ему с коленом.

Водонапорная башня изменилась. Вместо старой зеленой конструкции в лучах заходящего августовского солнца сверкал белый стальной корпус. От странного ощущения у Бедекера сжалось сердце и перехватило дыхание. Ощущение это не имело ничего общего с ностальгией или тоской по родине. То было благоговение перед неожиданной красотой. Похожее томление Бедекер испытал одним промозглым дождливым днем, когда ребенком был в чикагском музее Института искусств и любовался балериной с апельсинами кисти Дега. Такое же щемящее чувство нахлынуло на него при виде новорожденного Скотта – маленького, натужно кричащего сизого комочка. И сейчас вдруг невидимые пальцы вновь сдавили горло, в глазах защипало.

– Спорим, город вы не узнаете! – заявил Экройд. – Давно здесь не были, Дик?

Узкую полоску деревьев сменили белые домики и вскоре заполонили весь обзор. За поворотом после заправки «Суноко» стоял старый кирпичный дом. Мать рассказывала, что раньше здесь был перевалочный пункт «подпольной железной дороги» аболиционистов.