И оттуда, с горы, увидел, что Федя идет по улице вместе с ребятами и ведра у них полны рыбы. Данилка все понял: он просидел здесь и прозевал такое утро, которое, может быть, за целый год больше не повторится, а Федя убежал один, не позвал его.
Данилка схватил какой-то камень, запустил его что есть силы в расселину горы. Потом запустил туда же еще один камень, побольше, и, сунув руки в карманы, пошел вверх по горе Теп-Сель. У него даже слов не хватало, чтобы высказать свою обиду, горькую как полынь, по которой ступали его ноги.
Гора Теп-Сель не крутая, округлая, будто каравай. Ни одного деревца не растет на этой горе, ни одного кустика. Только невысокая пахучая полынь, да чебрец, да какие-то жесткие колючки.
Дорога кольцом обвивала гору. Вершина ее над дорогой была вся усыпана коричневыми гладкими плитками. Когда взрывали гору, то эти плитки летели вверх, а потом дождем падали на склоны.
Камнедробилка работала под самой вершиной. Она шумела, скрежетала, грызла стальными зубами камень. А соседние горы, тихие, безмолвные, словно прислушивались к ее грохоту и скрежету и словно боялись ее. Может, она и на их склоны влезет и так же будет грызть их каменные бока?
Вдруг Данилку окликнул задорный, звонкий голос:
– Данилка! Куда бредешь?
В холодке под тенью большого камня сидела Тоня Каштанова, румяная и белобрысая, в синем клетчатом платье. Ее брат, Николай Каштанов, работал на камнедробилке.
– Просто посмотреть иду, – сказал Данилка и хотел пройти мимо.
Но Тоня сказала:
– А я воды нашим приносила. Прямо из ключа.
Данилка ничего не ответил и пошел дальше. Тогда Тоня опять остановила его:
– А наши, как взрывали… так вот что нашли! – Тоня что-то держала в ладонях.
Данилке стало интересно. Он остановился:
– Что?
– Подойди да погляди, – ответила Тоня. – Я, что ли, к тебе пойду?
Данилка сбежал к ней с тропочки, сел рядом в холодок на пахучую полынь. Тогда Тоня раскрыла руки, и Данилка увидел две тусклые желтые монеты.
– Деньги? – удивился Данилка.
– Ага… деньги, – неуверенно сказала Тоня. – Старинные какие-то.
– А кто же их потерял?
– Ну, те потеряли, которые жили здесь когда-нибудь.
– На Теп-Селе никто не жил, – сказал Данилка, – я-то знаю.
– Ты знаешь! – засмеялась Тоня. – Ты и на свете-то всего девятый год живешь! А эти люди жили, когда еще и нас с тобой не было, и наших отцов не было.
– И моего отца не было?
Данилка никак не мог себе представить, что было когда-то такое время, когда не было его отца.
– И даже деда твоего не было, – сказала Тоня.
– А твоего?
– И моего тоже. Бестолковый какой-то! – Тоня рассердилась. – И не понимаешь ничего! Вот когда будешь историю учить, тогда поймешь.
Данилка молча смотрел на монеты. Он хотел взять их в руки, но Тоня не дала.
– Мне их самой подержать дали, – сказала она, – чтобы, пока работают, не потерялись.
– А потом?
– Потом наш Николай их к учителю отнесет. А может, что-нибудь очень важное в этих монетах?
– А когда он понесет?
– Вот будет перерыв на обед, так и понесет. – И она крепко зажала монеты в горячих ладонях.
Солнце палило. Большой камень дышал на них зноем. Тени под камнем почти не оставалось.
– Когда же обед… – начал было Данилка.
И тут, будто по его слову, камнедробилка остановилась, и в горах сразу наступила тишина. |