Плохо осуществлялось, в частности, взаимодействие между пехотой и танками. Это особенно отчетливо выявилось 24 июня, когда мы предприняли контратаку в районе Любомль. Командир 41-й танковой дивизии полковник Павлов проявил нерешительность. Он больше всего беспокоился о сохранности техники, а не о наиболее эффективном использовании ее в сложившейся обстановке.

Слабо велась у нас в первые дни войны разведка противника, особенно ночью.

Связь с соседями нередко отсутствовала, причем зачастую никто и не стремился ее устанавливать. Противник, пользуясь этим, просачивался в тыл наших подразделений, нападал на штабы частей.

Несмотря на господство противника в воздухе, плохо соблюдались меры маскировки на маршах. Часто на узких дорогах образовывались скопления войск, автомашин, артиллерийских орудий, походных кухонь. По таким “пробкам” фашистские самолеты наносили весьма чувствительные удары.

Нужно отметить также, что в войсках вначале недооценивали значение инженерных работ. Были случаи, когда бойцы не рыли окопов отчасти из-за нетребовательности отдельных командиров, отчасти из-за нехватки шанцевого инструмента. Положение с шанцевым инструментом было так плохо, что в некоторых подразделениях солдаты пользовались вместо лопат касками».

Двадцать девятого июня корпус по переправам и бродам перешел реку Стоход и занял оборону на рубеже Малый Обхир — Бережицка — Кашовка. В этот день закончилось танковое сражение в районе Луцк — Дубно. Остатки мехкорпусов отходили на восток. В сражении было потеряно огромное количество танков и бронетехники.

В первых числах июля 5-я армия продолжила отход. 1 июля силами 22-го мехкорпуса армия нанесла контрудар в направлении на Дубно. В какой-то мере это помогло остальным корпусам — 15-му, 31-му и 27-му стрелковым — организованно отойти на промежуточные позиции и вывести тяжелое вооружение, боевую технику, санитарные обозы и тылы.

Третьего июля едва не произошла катастрофа. 56-я пехотная дивизия противника, которая все эти дни, то отставая, то настигая отходящие части 45-й стрелковой дивизии и 178-го артполка, неожиданно сделала бросок и вклинилась между 45-й и 62-й дивизиями. Удар удалось отбить, брешь закрыли. Но на юге немцы наступали стремительно. Немецкие танки вошли в Ровно. Создалась угроза окружения 5-й армии. Поступил приказ ускорить марш на отход.

Порой это походило на бег. Бойцы проходили до тридцати километров в сутки. При этом несли на себе пулеметы, минометные плиты и ящики с боеприпасами. Командиры с трудом удерживали порядок на дорогах.

Третьего июля Федюнинскому доложили: шедшая за ними по ту сторону фронта 87-я стрелковая дивизия под командованием начальника штаба полковника М. И. Бланка и начальника политотдела полкового комиссара П. У. Диденко вышла на связь, их разведка перешла линию фронта и находится в штабе 62-й стрелковой дивизии. Командир корпуса тут же приказал готовить совместный удар с целью вызволения из окружения 87-й стрелковой дивизии.

Удар удался. Дивизия из окружения вышла. 2891 человек при девяти орудиях, пяти минометах, одиннадцати пулеметах и личном оружии. Вынесли раненых. Конечно, это были крохи — но вышли организованно, во главе с полевым управлением, тылами и обозами с ранеными.

В те дни произошел такой случай.

Однажды во время обеда военный прокурор корпуса принес на утверждение очередную бумагу. Положил перед командиром корпуса несколько машинописных листков и сказал:

— Трибунал приговорил шестерых солдат за добровольную сдачу в плен к высшей мере наказания — расстрелу.