Отдав письмо Бестужеву, наказал:

— Ступай и передай Шафирову, что пусть так подолгу не молчит. Для чего, спрашивается, ему придали тебя и Волынского? С Богом!

Перед обедом появился сам Шафиров, увидев, в каком нетерпении пребывает царь, успокоил:

— Не волнуйтесь, ваше величество, Прибалтику не тронули.

— Ну слава Богу! — перекрестился Петр. — Садись, рассказывай скорее. Как? Что?

В шатре помимо царя и фельдмаршала был канцлер Головкин.

Шафиров сел к столу, за которым в нетерпении ерзал царь, вынул бумагу.

— Так. Значит, турки требуют воротить Азов, а все вновь построенные города порушить — Таганрог, Каменный Затон, а пушки оттель им отдать.

— Черт с ними, пусть подавятся, — проворчал Петр.

— Далее, в польские дела не мешаться и войска оттуда вывести. Посла из Царьграда отозвать.

— Не везет Толстому. Чем он им там помешал?

— Королю швецкому вы должны дать свободный проезд в его владения, — продолжал читать с листа Шафиров.

— Господи, да я ему свою телегу предоставлю, прогоны оплачу, лишь бы выметался.

— Ну елико возможно мир с ним учинить.

— А я сколько раз ему предлагал это.

— Я сказал визирю, что-де государь предлагал королю мир не однажды еще до Полтавы.

— А он?

— А он говорит, тогда, мол, одно, а ныне совсем другое дело. И, судя по всему, король им уж надоел как горькая редька.

— Из чего ты заключил?

— Да как только разговор о нем заходил, визирь недовольно морщился.

— Ну что еще там?

— Чтоб подданным обоих государств убытков не чинить. Все прежние неприятельские поступки предать забвению, и вашим войскам свободный проход в свои земли позволяется. Все.

— Как? И все? — удивился Петр.

— Ну, еще дачу денег обещал, как вы велели.

Петр вскочил, перегнулся через стол, схватил голову Шафирова и поцеловал, говоря при этом:

— Ну, Петро, ну, молодчина! — Обернулся к Шереметеву: — Слыхал, Борис Петрович, а ты не верил. Что там вечор Брюсу брюнжал?

— Да я, — закряхтел Шереметев, — говорил, что-де безумен тот, кто тебе посоветовал сговориться с визирем, а ежели тот примет условия, то, значит, он того… — Шереметев покрутил пальцем у виска, — значит, он безумен.

— Но я еще не кончил, — сказал Шафиров.

— Как? Ты ж сказал: все.

— Это по договору. Они требуют в залог аманатов.

— Заложников? 

— Да.

— Кого?

— Меня в первую голову.

— Ого! Губа не дура. А еще?

— Требовали царевича, вашего сына, государь. Но я сказал, что его здесь нет. Тогда спросили: а у фельдмаршала? Я сказал, есть, мол. Тут. Прости, Борис Петрович, я сказал им о Михаиле Борисовиче.

Шереметев посмурнел, но смолчал.

— Что делать, Борис Петрович, — сочувственно молвил царь. — Ей-ей, будь здесь Алексей, я б не задумался.

— Я ничего, я што, — промямлил фельдмаршал. — Лучше уж пусть Михаил, чем царевич.

— Вам и договор подписывать придется, вы с визирем вроде в равных чинах.

— Подпишу. Ладно, — тихо молвил Шереметев.