— Этого вполне достаточно, — вернул кивок Куропаткин. — И да, имейте в виду — среди вашего окружения много ушей и глаз. И не все они сами за себя. Часть из них делится наблюдениями с Токио, часть с Санкт-Петербургом, часть с Лондоном. Собственно, по этой причине я вас и вытащил сюда.

— Вы удержите японцев на Ялу? — после минутной паузы спросил наместник.

— Даже и не буду пытаться. Так — обозначу присутствие.

— Но почему?

— А вы не понимаете? — усмехнулся командующий. — Прежде всего потому, что это нереально. Японцы имеют локальное численное превосходство и неплохую выучку. Считайте, что вы сражаетесь с германским ландвером, а не с дикарями. Очень дисциплинированные ребята. Да, можно извернуться и задержать их на реке, несмотря на речные канонерки и подавляющее численное превосходство в живой силе и артиллерии. Но что это нам даст для победы?

— Как что?

— На флот даже не надейтесь. Там все очень плохо. Даже если вы лично возглавите флот в Порт-Артуре, вряд ли это что-то даст. Не хочу вдаваться в подробности, ибо не моя тема и не моя зона ответственности. Но все, что мне известно, говорит о том, что наш флот максимум что сможет — где-нибудь героически утонуть совершенно нелепым образом. Удивил?

— Признаюсь, да, — с раздражением ответил Алексеев. — Я знал, что там все печально, но не думал, что до такой степени.

— С армией ситуация аналогичная. Была. Меня только упустили из виду. Я не хочу быть жертвой. Впрочем, не суть. Главное — нам нужно, во-первых, не спугнуть столичных сидельцев прежде времени, а, во-вторых, одним решительным маневром завершить войну бескомпромиссной победой. И героическое превозмогание врага на Ялу этому никак не поможет.

— У вас есть план?

— Разумеется. И уж, поверьте, не тот бред, что я докладывал императору.

— Расскажете?

— Что знают двое, знает и свинья, — пожал плечами Куропаткин. — Слишком высоки ставки. Я не хочу, чтобы о моей задумке кому-то стало известно раньше того момента, когда это знание ничему уже не сможет повредить.

— Ну, что же. Это вполне разумно, — тяжело вздохнув, произнес Алексеев. — Что-то еще?

— Нет. Мы и так слишком долго разговариваем. Наведывайтесь время от времени. Не доверяйте бумаге и вестовым.

— Мне кажется, вы демонизируете. Ладно, люди великих князей — это обычное дело. Но почему вы считаете, что у меня в окружении японские шпионы?

— Потому что знаю, — холодно произнес Алексей Николаевич. — Во Владивостоке, в Харбине, в Порт-Артуре и прочих наших городах от английских и японских шпионов не продохнуть. В Токио и Лондоне узнают обо всех серьезных событиях в этих землях быстрее, точнее и глубже, чем по официальным каналам докладывают в Санкт-Петербург. Будьте предельно осторожны. Я считаю, что если в Токио посчитают вас или меня слишком опасным для их победы, то нас постараются убрать. Ставки очень высоки.

— Убрать?

— Убить. Все, Евгений Иванович. Что хотел — сказал. Остальное почитаете. Больше вас не задерживаю.

— Честь имею, — произнес без кивка адмирал Алексеев и, резко развернувшись, пошел к своей пролетке. Где чуть слышно процедил: — Вот же мразь… — Но так, чтобы слова адмирала услышали все вокруг.

Куропаткин постоял еще минут пять, наблюдая за облаками. А после чего вразвалочку направился к своей пролетке с улыбкой на лице.

— Ваше превосходительство, — произнес адъютант, услужливо помогая забраться и внимательно отслеживая реакции генерала.

— Этот морячок истекал ядом? — неопределенно кивнул Куропаткин.

— Матерился-с.