Поднялся на ноги и бегом назад. Вот оно! В этом месте овраг развалился змейкой и в некоторых точках перекрывал прямую видимость. Если и нападать, то только здесь. Сбросил с себя лишнюю одежду, в левую руку пистолет с глушителем, финку в сапог, в правую руку метательный нож. Все, он готов, можно работать. Сунулся в овраг, за кустом затаился.

Человек — существо универсальное, от животных не только мозгами, чувствами отличается. Если подопрет, пойдет на многое. При этом следует отметить, что он, отчаянно борющийся за свою жизнь или стремящийся избежать пленения, разительно отличается от партнера на соревнованиях в спортивном зале. Под воздействием страха смерти может поднять тяжесть, в пять раз превышающую вес, который он даже сдвинуть с места не сможет в нормальном состоянии. Точно так же при аналогичных обстоятельствах он может выдержать боль, в пять раз более сильную, чем в обычной жизни. Если попытка освобождения окажется неудачной, то это не значит, что ситуация станет намного хуже прежней, но просто так пройти мимо Михаил не мог.

Галдеж и шаркание ног приближались. Вот они. В голове небольшой колонны офицер вышагивает. В отличие от подчиненных морда кирпичом, не разговаривает, не улыбается. В общем, сам в себе. Пропустил. И следующих троих пропустил. За изгиб природной стены зашли. Когда носилки поравнялись с кустом, стал действовать.

Рывком скакнул вперед, ствол перед собой. Враг совсем рядом, особенно даже целиться не нужно. Ствол в грудь ближайшему к нему фрицу. Выстрел.

Ф-фурх!

Правка потом. Направил на следующего… На следующего.

Ф-фурх!! Ф-фурх!

Чувствуется, глушитель раздолбан, но еще терпимо.

Ф-фурх!

Последний в колонне сориентировался, из-за спины МП перебросить успел, но куда там, пуля быстрей.

Ф-фурх!

Прямо в лоб угодил. Вот только тот, кто перед носилками шел, успел обернуться на щелканье затвора парабеллума, но сразу не въехал в обстановку, а потому долю секунды прощелкал. И за эту долю секунды Каретников смог бросить нож в живую ростовую мишень.

Плененные, запыхавшиеся под тяжестью переносимого веса, как и немцы, пребывали в легком ступоре. Не помогают, хорошо не мешают.

Руку в сапог. Финка в запястье. Метнулся за угол. Трое. И они с интересом смотрят на незнакомца и в некотором замешательстве начинают соображать. Нож эффективен только в ближнем бою, когда противники сходятся почти вплотную. Бросок тела вперед. Удар клинка направил в шею. Заученно опустил руку с пистолетом вниз для предохранения от возможного удара ноги немчика в промежность. Партач. В крови измазался, а заодно дал возможность ближнему егерю опомниться. Лезвие ножа немец принял на ствольную коробку автомата, но действовал вяло и медленно, надеясь на силу. Тот еще боров был… Был. Каретников не мальчик, первый удар лишь как средство для открытия дороги второму, достаточно сильный, но с расчетом на блок, второй — проходной, нанес точно в сердце, но с гораздо большей силой. Из-под руки новопреставленного выстрелил в офицера.

Ф-фурх! Ф-фурх!

Всё! Финку в сапог сунул. Нажав на защелку, из рукояти на ладонь выбросил магазин. Хмыкнул. Два патрона осталось, их таких в подсумках обычных армейцев не найдешь. Выстреляет, и наган можно выбрасывать. Ладно, воевал же раньше без бесшумки, и, в общем-то, неплохо воевал. На место метательный нож вернул. Подошел к своим, ожидавшим, чем дело кончится.

— Ты кто? — спросил его, скорее всего, командир, стоявший столбом среди прохода оврага.

Быстро сориентировались, успели вооружиться оружием егерей. Не бойся, не Дед Мороз. Ответил просто, своим старым криптонимом:

— Ветер…

— Иван Иванович, чай будешь? — спросил Виноградов и, не дожидаясь согласия начальника, открыл дверь и приказал адъютанту: — Два стакана чаю, Сеня, только покрепче.