— Ерекозе, если тебя заберут от нас, мы сделаем все, чтобы вернуть тебя. Элдрены любят тебя и все равно найдут твой след в необъятных сферах Времени и Пространства.

Я слегка успокоился, хотя его речь уж слишком была похожа на прощание. Судя по всему, Эрджевх смирился с тем, что я должен исчезнуть.

Остаток дня мы с Эрмижад провели в дворцовом саду, гуляя среди цветущих деревьев. Мы почти не разговаривали, а только обнимали друг друга, не смея встречаться глазами, чтобы не увидеть в них отражение приближающейся беды.

На балконах, увитых зеленью, музыканты по приказу принца Эрджевха исполняли музыку лучших композиторов. Музыка была прекрасна, гармонична и в какой-то степени заглушала страх, поселившийся в моем сознании.

Золотое солнце, громадное и горячее, застыло в бледно-голубом небе. Лучи его падали на нежные цветы самых разных оттенков, на виноградные лозы и деревья, на белые стены, ограждающие сад.

Мы поднялись на стену и смотрели оттуда на пологие холмы и равнины южного континента. Вдали паслось стадо ланей. Птицы лениво парили в небе.

Нет, я не мог отказаться от этой красоты и вернуться в шум и грязь мира, который когда-то покинул, вернуться к безрадостному существованию Джона Дакера.

Наступил вечер. Воздух наполнился пением птиц и усилившимся ароматом цветов. Мы медленно возвращались во дворец, крепко держась за руки.

Как приговоренный к смерти, я поднимался по ступеням, ведущим в наши покои. Раздеваясь, не знал, надену ли еще когда-нибудь эту одежду. Лежа в постели, пока Эрмижад готовила лекарство, молился о том, чтобы не проснуться утром в городе, где жил Джон Дакер.

Я окинул взглядом комнату, еще раз посмотрел на шелковые гобелены, висящие на стенах, на вазы с цветами, прекрасную мебель — мне хотелось запечатлеть это в памяти, так же как я навсегда запомнил лицо Эрмижад.

Она принесла лекарство. Я взглянул в ее глаза, полные слез, и осушил бокал.

Это было прощание. Прощание, в котором мы не признавались друг другу.

Почти сразу я погрузился в тяжелый сон, и мне показалось, что, может быть, Эрмижад и Эрджевх были правы, и тот голос, действительно, был просто порождением тревоги.

Не знаю, который был час, когда что-то потревожило мой глубокий сон. Я с трудом осознал это. Казалось, мозг запеленут в мягкий темный бархат, и откуда-то издалека вновь услышал голос.

Я не мог разобрать ни одного слова и, улыбаясь самому себе, ощущал, что лекарство приносит облегчение и ограждает от того, кто пытается вырвать меня отсюда. Голос звучал все настойчивее, но я не обращал на него внимания. Придвинувшись к Эрмижад, я обнял ее.

Голос позвал снова. И снова я на него не отозвался. Я чувствовал, что, если сумею продержаться эту ночь, голос оставит меня в покое. Не так просто оторвать меня от мира, где обрел любовь и спокойствие, — в этом я был уверен.

Голос умолк, и, не выпуская Эрмижад из объятий, я заснул с надеждой в сердце.

Через некоторое время голос вернулся, но теперь я уже совсем не обращал на него внимания.

Наконец, он окончательно затих, и я снова погрузился в тяжелый сон.

Оставался час или два до рассвета, когда в комнате раздались какие-то звуки. Я открыл глаза, подумав, что это встала Эрмижад. Но Эрмижад лежала рядом. Опять услышал шум. Такой звук издает меч, скользящий по ноге, одетой в доспехи. Я привстал. Глаза слипались, голова гудела от лекарства. Сонно оглядел комнату.

И вдруг увидел стоящую фигуру.

— Кто вы? — спросил я, с трудом соображая. Может быть, это кто-то из слуг? В Лус Птокай не было ни воров, ни наемных убийц.

Фигура не отвечала. Мне показалось, что она внимательно рассматривает меня.

Постепенно я начал различать детали, и теперь уже был уверен, что это не элдрен.

У человека была внешность варвара, несмотря на богатую, прекрасно сшитую одежду.