Вандальские и готские войны, по меньшей мере по мнению Белизария, окупились захваченными военными сокровищами. Но перестройка сгоревшего Константинополя, особенно Великой церкви, пробила брешь в казне. Иоанн-экономист, снова призванный на свою должность, получил указание найти новые источники доходов, за что и принялся со всем рвением.

Были усилены укрепления вдоль опасных границ, но армия с трудом собирала деньги и новых солдат. Затем набег булгарских гуннов принёс хаос в города и на поля, а вторжение персов разрушило Антиох, отогнав группу людей в Ктесифон.

В Италии появление императорских сборщиков налогов вскоре после отъезда Белизария обескуражило измотанных войной римлян. Их начальник, некий Александр, по прозвищу Ножницы за свою способность срезать золотые монеты, пытался навязать готам и итальянцам, никогда не испытывавшим бремени налогов, устойчивую шкалу сбора подати. Это вылилось в беспокойства, с которыми не могли или не хотели справиться Илдигер и Иоанн, племянник Виталиана. Возможно, финансовый упадок в Сирии, свободной от захватчиков в течение жизни нескольких поколений, имел более серьёзные последствия. До этого, что бы ни случилось на западе, доходы из Египта, Малой Азии и Сирии поддерживали империю.

Несмотря на трудности, Юстиниан продолжал строительство и устройство нового типа управления. Он верил, что время излечит нанесённый ущерб, если появятся доходы. «Люди должны приложить ещё больше усилий, — заявлял он, — чтобы продолжать войну». Правитель указывал на нетронутый источник доходов в лице знатных магнатов, уклонявшихся от уплаты налогов. «Постыдно, — обращался император к «юстиниану» в Каппадокии, — признавать, как беззаконно управляющие большими поместьями идут по улицам в сопровождении телохранителей и толпы грабить простых людей». Он обвинял каппадокийцев во взяточничестве и сотрудничестве с правительством, ведавшим пахотными землями и стадами. «Земля, принадлежащая казне, практически вся превратилась в частную собственность».

Естественно, самым первым каппадокийцем был Иоанн, чьи поместья раскинулись вдоль рек той холмистой страны и чей дворец в городе вмещал толпу мальчиков и девочек, имитирующих лес с золотыми деревьями, на которых во время пиров пели золотые механические птицы.

   — Только сумасшедший, — кричал Иоанн своим друзьям, — может просить вас держать руки в чистоте, когда именно вы создали новый Антиох и построили монастыри для монахов на горе Синай, а ещё имеете в Африке крепости с иностранными легионами! Я наконец понимаю, почему наша божественная Августа хотела устроить в этих садах сумасшедший дом. Наш победоносный Август получит роскошную палату с водой и видом на море.

Каппадокиец Иоанн, теперь называвшийся «Иоанн, достославный претор и префект востока, бывший консул и патриций», умел клеветать на своих хозяев. Будучи вторым человеком в империи после Юстиниана, он ничего не боялся. Руки его также не были чистыми. На улицах рассказывали невероятные и ужасные истории о том, как он собирал деньги. Патриция, отказавшегося отдавать в казну свои драгоценности, подвергли пыткам в подвалах дворца Иоанна, пока тот не согласился пойти домой, собрать свои камни и, не говоря ни слова, бросить их к ногам экономиста. Ветеран войны, принуждённый выплачивать двадцать солидусов, клялся, что у него нет ни гроша. Под напором вопросов инспекторов он согласился пойти с ними к себе домой и поискать деньги. Войдя в дом, инспектора обнаружили, что бывший солдат повесился на ветке.