— Теперь, я так понимаю, вы хотели бы узнать больше об Эмили Стайнер. Кстати, ее мозг здесь, если он вас интересует.

— Крайне интересует.

При патологоанатомическом исследовании мозг нередко сохраняют в формалине — десятипроцентном растворе формальдегида. Формалин консервирует ткани и придает им большую прочность, что делает возможным их последующее исследование, прежде всего в случаях повреждения этого органа человека — самого удивительного и самого загадочного из всех.

Дальше все было до безобразия приземленно, если, конечно, оперировать подобными терминами. Дженретт подошел к раковине и вытащил из-под нее пластиковое ведерко с именем Эмили Стайнер и номером дела. Как только Дженретт, вынув мозг из формалина, положил его на препаровальный стол, я сразу поняла, что детальное исследование лишь ярче выявит, что что-то здесь определенно нечисто.

— Совершенно никакой прижизненной реакции, — поразилась я, щурясь от евших глаза испарений.

Дженретт вставил зонд в огнестрельный канал.

— Ни кровоизлияния, ни опухоли. При том, что пуля не задела варолиев мост, не прошла через базальное ядро или другую жизненно важную зону. — Я взглянула на Дженретта. — Такое ранение не могло привести к немедленному летальному исходу.

— Не могу не согласиться.

— Нужно искать другую причину.

— Хотел бы я знать — какую, доктор Скарпетта. Токсикологическое исследование пока в процессе, но если оно не даст существенных результатов, я даже не могу представить, чем еще можно объяснить ее смерть. Огнестрельное ранение в голову — единственный вариант.

— Я хотела бы ознакомиться с гистологическими срезами тканей легких, — сказала я.

— Пойдемте ко мне в кабинет.

Вначале я предполагала, что девочка захлебнулась, однако, поворачивая образец то так, то эдак под микроскопом, я поняла, что до разгадки все еще далеко.

— Если бы она утонула, — объясняла я Дженретту, не прерывая работы, — наблюдался бы отек альвеол со скоплением жидкости в межальвеолярном пространстве, а также диспропорциональные аутолитические изменения респираторного эпителия. — Я слегка поправила фокус. — Иными словами, если бы в легкие попала пресная вода, разложение в них должно было проходить быстрее, чем в других тканях, но в данном случае это не так.

— А что насчет удушения? — спросил он.

— Подъязычная кость не повреждена. Точечных кровоизлияний тоже нет.

— Да, верно.

— И кроме того, — заметила я, — если вас пытаются задушить — не важно, руками или удавкой, — вы будете изо всех сил сопротивляться. А у нее нет травм ни на лице, ни где-либо еще — вообще никаких повреждений, которые можно получить при самообороне.

— Вот здесь все материалы. — Он протянул мне толстую папку.

Пока он надиктовывал на пленку результаты вскрытия Фергюсона, я просмотрела все отчеты, запросы в лабораторию и записи о телефонных звонках, касавшихся дела Эмили Стайнер. С момента обнаружения тела мать девочки, Дениза, звонила Дженретту ежедневно, иногда до пяти раз за день. Это показалось мне необычным.

— Покойный доставлен в черном пластиковом мешке с печатью полицейского отделения Блэк-Маунтин. Номер печати сорок четыре пятьдесят три тридцать семь. Печать не повреждена…

— Доктор Дженретт? — перебила его я.

Он убрал ногу с педали диктофона.

— Зовите меня Джим, — повторил он.

— Мне кажется, или мать Эмили прямо-таки одолевала вас звонками?

— Ну, иногда связаться не получалось, и ей приходилось пробовать еще.