— Между прочим, — произнесла Стар задумчиво, — что вам во мне так не нравится? Кроме моей профессии и моих капризов. И — да, кроме того еще, что я дружу с Маккитриками.

— Хотите услышать полный перечень? — спросил он, поддразнивая ее.

— Отметьте лишь самое главное, — откликнулась она ласково.

— Э... нельзя сказать, что вы мне не нравитесь. Но у нас очень разные взгляды на жизнь. Разные ценности.

— Но вы хотите втянуть сюда и Бекки. Вы намерены диктовать мне условия наших с ней отношений.

Он красноречиво вздохнул, словно говоря: «Я очень стараюсь быть терпеливым».

— Я только предложил не менять ничего в ее жизни, хотя бы до тех пор, пока она немного не подрастет. Бекки еще слишком мала для трагедий, она нелегко привыкает к новым условиям. Я не хочу, чтобы ей причиняли огорчения. Она в самом деле может привязаться к вам, а потом... — Ной пожал плечами.

Стар помолчала. Она уважала его стремление защитить покой ребенка, хотя и находила его несколько чрезмерным. Ее не покидала мысль, что Ной просто ищет предлог, чтобы держать ее подальше от своей племянницы, а вернее сказать, /чтобы самому держаться подальше.

— Я никогда не сделаю ничего такого, что может причинить вред Бекки.

— Намеренно — конечно, нет.

— Послушайте, если вы снова намекаете на тот пожар, то повторяю вам — мне ничего не угрожало.

— Да, — произнес он нехотя, — я намекаю на пожар. И на прочие ваши безумные выходки.

Стар сверкнула глазами.

— Что вы хотите сказать?

Гм. Он вступил на опасный путь. Появились предупредительные сигналы. Горящие глаза. Вскинутый подбородок. Пухлые губы сжаты в узкую полосу, словно у строгой учительницы. У этого цветка острые шипы. Одно невинное замечание, и она уже готова наброситься на него.

— Черт побери, Стар, оглянитесь на вашу жизнь. Вы не вполне следуете общепринятым правилам.

— Вашим правилам — может быть.

— Вы нарочно не хотите меня понять! — Ной выдержал паузу, боясь сказать что-нибудь такое, о чем потом пришлось бы пожалеть. Жизнь Стар — это только ее дело, хотя ему очень хотелось пригвоздить к полу туфли этой бродяжки, чтобы она перестала испытывать судьбу. — Ваш образ жизни не вполне обычен. Большинству людей свойственно...

— Чувство ответственности? — Сейчас ее голос мог бы разрезать стекло. — Я с детства поднаторела в ответственности. Мои родители были слишком заняты собиранием кристаллов и изучением их «аур», чтобы оплачивать счета.

Ной с удивлением уставился на Стар. Он вспомнил неколебимую безмятежность Блу Ривера и Мун Брайт. Приятные люди, но немного не от мира сего. Стар, должно быть, с малых лет заботилась о них и, наверное, ответственностью сыта по горло.

— Я вовсе не собирался упрекать вас в безответственности, — сказал он миролюбиво. — Но на вашей работе вам часто приходится рисковать.

Кажется, он выразился достаточно дипломатично.

— Я очень осторожна, — возразила Стар, — и обычно не покидаю безопасной зоны. А ранили меня лишь потому, что линия фронта неожиданно приблизилась.

Ной замер.

— Вы были ранены? Когда?

— Э... — Стар замялась, — уже давно. Совсем пустяковое ранение. Я думала, вы это имели в виду, когда говорили о риске.

Сейчас Ной пожалел, что начал этот разговор. Ему приходилось иметь дело с пулевыми ранениями во время работы в городском травматологическом центре. Он тщетно пытался вспомнить, не сообщали ли газеты о ее ранении. Впрочем, с такой женщиной, как Стар, неведение — это счастье. И его личные переживания тут совсем ни при чем — просто безрассудное отношение Стар к собственной жизни оскорбляло его как профессионала.