|
Что я думаю, что не думаю. Обычно Золушки видят конечный результат и не рассуждают, как у феи это получилось. Понятно?.. Ты можешь быть свободна!
— А туфли… Можно сейчас я надену свои туфли? Хотя бы до дому доехать.
— Туфли — можно, — благосклонно разрешила Серафима. — Ты и сама поймешь, что твои башмаки на плоской подошве с такой юбкой не катят, как говорит мой младший сын.
Вера удалилась, скользнув взглядом по своим словно только что открытым у нее ногам. Наверное, природа плачет, глядя на то, что делают с собой созданные ею разумные существа.
— Мама, — заглянул к ней в комнату Кирилл, — а что это с тетей Верой?
— В каком смысле?
— Она такая странная, как будто начинающая балерина. Идет и пол носками туфель щупает.
— Иди ко мне, психолог, — рассмеялась Сима и чмокнула подошедшего сына в стриженую макушку. — Тетя Вера и в самом деле как раз сейчас разучивает сольную партию в балете «Новая жизнь». А что ты еще новенького в ней заметил?
Кирилл, как человек ответственный, задумался.
— Со стороны кажется, что к ее туловищу приставили другие ноги.
— Молодец! — удовлетворенно кивнула Серафима, отпуская рвавшегося из рук сына — он, как всегда, торопился. — Возможно, я начала обновление не с той части тела.
Она послушала, как сын мчится по лестнице вниз — большинство жилых комнат было на втором этаже Симиного особняка, — и задумчиво добавила:
— Все-таки надо было начать с головы. Вернее, с лица, потому что голова у нее — самое проблемное место.
Глава 5
— Дорогая! — воскликнул Володька, заходя к ней сразу же после ушедшего Кирилла. — Что ты сделала с Верой?
— Хочешь сказать — тебе не понравилось?
Она нарочно оттягивала время, не объясняя, чтобы выговорились все ее мужчины. По крайней мере поподробнее объяснили бы ей свои впечатления от вида изменившейся Веры.
— Удивило до глубины души. Я думал, у нее и ног-то нет. Так, палочки для поддержки туловища. Такое впечатление, что ты откопала из снега нижнюю часть прекрасной статуи…
— Любишь ты красивости, Сумятин, — буркнула Сима, однако довольная собой.
— Ты меня перебила. — Володьке нравилось ее внимание, потому он не мог обойтись без театральных жестов. — Я хотел сказать, а поднимешь глаза повыше… Вах, какие ноги испортила!
— Подожди, дай срок… — загадочно произнесла Серафима и взглянула на Володьку своими серо-зелеными глазами.
Что за женщина! Каждый раз, когда он на нее смотрел, всегда желал. И ведь не скажешь, что красавица, но все в ней так живо, так женственно, такое очарование исходит от каждой черточки ее лица, плавного движения рук… Да что там говорить! Даже гипс на ее ноге выглядит донельзя эротично…
— Володька, ты хотел виноград подвязать, — напомнила Сима, уловив его жадный взгляд.
— А чем подвязывать?
Он надеялся, что она забыла приготовить, и он под шумок станет ей помогать, слово за слово, она женщина добрая, не станет его мучить. Жестоко не напоить умирающего от жажды…
— Вон, в кресле целая куча тряпочек, я приготовила.
Никогда ничего не забывает! Прокурор, а не женщина.
Но вообще-то Володька работать любил. Он только не любил, когда Сима старалась его куда-нибудь услать. С глаз долой. Ему тогда становилось тоскливо, и он понимал, что любимая женщина не слишком им дорожит, а он готов был для нее сделать все, что угодно. |