– У меня тут завтра еще дела, но я постараюсь забрать ее до ужина. Может, вы с Дермотом переиграете?

Она вздохнула:

– Что там у тебя? Все живы здоровы?

– Пока толком не знаю, – сказал я. – Вот, пытаюсь разобраться. Надеюсь, завтра прояснится.

Молчание. Я думал, Лив обозлится на мою уклончивость, но она мягко спросила:

– Фрэнк, ну а сам то ты как? Нормально?

Только не хватало, чтобы именно сегодня вечером Оливия проявила понимание. По телу разлилось обманчивое, убаюкивающее тепло.

– Лучше некуда, – сказал я. – Мне пора. Поцелуй за меня Холли с утра. Завтра позвоню.

Мы с Кевином разложили диван и улеглись валетом, чтобы чувствовать себя тусовщиками, вырубившимися после бурной ночи, а не малышами, спящими на одном матрасе. Лежа в узорах тусклого света, проникающего сквозь кружевные занавески, мы прислушивались к дыханию друг друга. В углу зловещим красным огнем светилось Пресвятое сердце на маминой статуэтке Христа Спасителя. Я представил лицо Оливии, случись ей увидеть эту статуэтку.

– Рад тебя видеть, – тихонько сказал Кевин.

Его лицо скрывала тень, я видел только ладони на одеяле. Кевин рассеянно потирал большим пальцем костяшки.

– И я тебя, – отозвался я. – Хорошо выглядишь. Поверить не могу, что ты меня перерос.

Кевин хмыкнул:

– Но драться с тобой все равно не рискну.

Я тоже рассмеялся:

– Правильно. Я теперь спец по рукопашному бою.

– Серьезно?

– Не а. Мое дело – бумажки кропать и не влипать в передряги.

Кевин повернулся на бок лицом ко мне и подложил руку под голову.

– Можно вопрос? Чего ты в полицию подался?

Из за таких, как я, копов никогда не посылают служить в родные края. Если начистоту, чуть ли не все, с кем я вырос, хоть по мелочи, да нарушали закон – не от испорченности, а чтобы свести концы с концами. Половина нашей улицы жила на пособие, и каждый таскал все, что не прикручено, особенно перед новым учебным годом, когда детям нужны были учебники и форма. Как то зимой Кевин и Джеки подхватили бронхит, а Кармела тогда работала продавщицей в супермаркете и принесла оттуда мясо, чтоб они сил набрались. Никто и не спросил, на какие шиши она его купила. В семь лет я уже умел подкручивать газовый счетчик, чтобы ма могла приготовить ужин. Ни один консультант по кадрам не опознал бы во мне будущего полицейского.

– Звучало круто, вот и все, – сказал я. – Разве плохо, когда тебе платят за движуху?

– И как, круто оказалось?

– Иногда.

Кевин выжидающе смотрел на меня.

– Когда Джеки нам сообщила, – наконец сказал он, – у отца чуть колпак не сорвало.

Па начинал штукатуром, но к моменту нашего появления на свет переквалифицировался в штатного пьянчугу, а по совместительству прикарманивал все, что плохо лежало. Думаю, он предпочел бы видеть меня мальчиком по вызову.

– Да уж, – сказал я. – Это еще цветочки. Ты мне вот что скажи: что произошло после того, как я сбежал?

Кевин перевернулся на спину и закинул руки за голову.

– А у Джеки ты не спрашивал?

– Джеки было девять. Она не знает, что помнит, а что придумала. Говорит, миссис Дейли врач в белом халате забрал.

– Не было врачей, – сказал Кевин. – По крайней мере, я не видел.

Он уставился в потолок. В свете уличного фонаря, проникающем в окно, его глаза поблескивали, как темные омуты.

– Я помню Рози, – сказал он. – Понятно, я сопляком еще был, но… Помню как вчера, веришь, нет? И волосы, и смех, и походку… Красотка!

– Это точно, – сказал я.