– Папочка! – донеслось сверху. – Иду иду иду! Я только… – И Холли что то увлеченно залопотала, нимало не заботясь, слышно ее или нет.
– Не спеши, солнышко! – крикнул я по пути в кухню.
Оливия следовала за мной.
– Дермот с минуты на минуту будет здесь.
Я не понял, угрожает она или оправдывается.
– Не нравится мне морда этого парня. У него нет подбородка. Никогда не доверял мужикам без подбородка.
Я распахнул дверцу холодильника и заглянул внутрь.
– Что ж, к счастью, твой вкус на мужчин никого тут не волнует.
– Если у вас все серьезно, он будет постоянно отираться рядом с Холли. Напомни, как его фамилия?
Однажды, когда дело у нас уже шло к разводу, Оливия шарахнула дверцей холодильника мне по голове. Видно было, что сейчас ее так и тянуло повторить. Я продолжал стоять, нагнувшись, чтобы ей было сподручней, но она сдержалась:
– Зачем тебе?
– Пробью его по базе. – Я достал пакет апельсинового сока и взболтал: – Что это за хрень? Когда ты перестала покупать нормальные продукты?
Оливия поджала чуть подкрашенные губы:
– Фрэнк, не смей пробивать Дермота ни по какой базе.
– У меня нет выбора, – бодро сказал я. – Надо ведь убедиться, что он не педофил!
– Господи, Фрэнк! Он не…
– Может, и нет, – признал я. – Вероятно, нет. Но, Лив, наверняка то ты не знаешь. Лучше проверить, чем потом жалеть.
Я открыл сок и сделал большой глоток.
– Холли! – повысила голос Оливия. – Поторопись!
– Я не могу найти лошадку! – Сверху послышался топот.
– Они вечно подкатывают к матерям одиночкам с милыми детишками, – сказал я. – И удивительно то, что у большинства из них нет подбородка. Никогда не замечала?
– Нет, Фрэнк, не замечала. И я не хочу, чтобы ты пользовался служебным положением, чтобы запугивать…
– Присмотрись, когда по телику очередного педа покажут: всегда белый фургон и никакого подбородка, гарантирую. Что за тачку водит Дерьми?
– Холли!
Я отхлебнул еще сока, вытер горлышко рукавом и сунул пакет обратно в холодильник:
– На вкус как кошачья моча. Если я алименты увеличу, сможешь на приличный сок раскошелиться?
– Будто тебе это по карману, – с нежным холодком сказала Оливия и глянула на часы. – Если утроишь, может, и хватит на пакет в неделю.
Если долго дергать кошку за хвост, она выпустит коготки.
Нас спасла пулей выскочившая из своей комнаты Холли.
– Папа папа папа! – что было мочи вопила она.
Я подошел к подножию лестницы как раз вовремя: Холли вертящейся петардой скатилась в мои объятия в облаке спутанных золотистых волос и розовых искр, обвила меня ногами и стукнула по спине школьным рюкзаком и видавшей лучшие деньки пушистой пони по имени Клара.
– Здорово, мармозетка, – сказал я, чмокнув дочь в макушку. Холли была легкой, как фея. – Как неделя прошла?
– Дел по горло, и я тебе не мармозетка, – сурово сказала она, держась со мной нос к носу. – А что такое мармозетка?
Холли девять лет, она тоненькая, ранимая и как две капли воды похожа на родню с материнской стороны; мы то, Мэкки, крепкие, толстокожие, с жесткими волосами, рождены для тяжелого труда в дублинском климате. Только глаза у нее не как у матери. Когда я впервые ее увидел, она уставилась на меня моими собственными глазами – два огромных синих озера, поразивших меня почище электрошокера. До сих пор от них у меня сердце начинает заходиться. Пускай Оливия и соскребла с себя мою фамилию, как устаревший адресный ярлык, забивает холодильник соком, от которого меня воротит, и приглашает Педофила Дерьми на мою половину кровати, но от этих глаз ей никуда не деться. |