Кармела, и Кевин, и Шай… Обалдеть. Похоже, к родителям нагрянуло все семейство. Значит, па, больше некому…

– Папуль! – позвала из детской Холли. – Сколько сигарет ты куришь в день?

Дама из автоответчика велела мне нажать на какие то кнопки; я повиновался.

– Кто сказал, что я курю?

– Мне надо знать! Двадцать?

Это для начала.

– Наверное.

Снова Джеки: “Сволочные автоответчики, я не закончила! Короче, надо было сразу сказать, это не па, он как обычно; никто не умер, не пострадал, ничего такого – мы все в порядке. Кевин немножко расстроился, но, по моему, он просто волнуется, как ты отреагируешь, сам знаешь, он до сих пор тебя ужасно любит. Фрэнсис, может, это ерунда, так что не психуй, ладно? Может, кто нибудь просто прикалывается, мы так сперва и подумали, хотя шутка говенная, извиняюсь за мой французский…”

– Пап! Как часто ты делаешь упражнения?

Какого хрена?

– Я тайный балерун.

– Не е ет, я серьезно! Как часто?

– Недостаточно.

“… и, ясное дело, никто из нас понятия не имеет, что с этим делать, так что перезвони, как только послушаешь сообщение, ладно? Пожалуйста, Фрэнсис. Я теперь мобильник из рук не выпущу”.

Щелчок, гудок, малышка из автоответчика. Тут бы мне уже сообразить, в чем дело, хоть в общих чертах.

– Пап! Сколько фруктов и овощей ты ешь?

– Вагон.

– Врешь!

– Не много.

Три следующих сообщения, которые Джеки оставляла каждые полчаса, были из той же оперы. Под конец она перешла на ультразвук, так что слышать ее могли только маленькие собачки.

– Папа!

– Секунду, милая.

Я вышел с мобильником на балкон, нависающий над темной рекой, масляно оранжевыми фонарями и гудящими пробками, и перезвонил Джеки. Та ответила с первого гудка:

– Фрэнсис? Иисус, Мария и Иосиф, я чуть с ума не сошла! Где ты пропадал? – Скорость она сбросила миль до восьмидесяти в час.

– Забирал Холли. Джеки, что стряслось?

Фоновый шум. Столько лет прошло, а я мигом узнал ехидный тон Шая. От звука материнского голоса у меня сжалось горло.

– О господи, Фрэнсис… Ты бы присел, налил себе стаканчик бренди и все такое, ладно?

– Джеки, если ты не скажешь мне, что происходит, клянусь, я приеду и придушу тебя.

– Погоди, придержи коней… (Звук закрывающейся двери.) Так, – сказала Джеки во внезапной тишине. – Короче. Помнишь, я давно еще тебе рассказывала, что какой то тип купил три дома в конце Фейтфул Плейс? Чтобы в квартиры превратить?

– Ну.

– Насчет квартир он передумал, все же психуют по поводу дикого роста цен на недвижимость, ну и он решил дома пока не трогать, посмотреть, что будет дальше. Так вот, он нанял рабочих, чтоб вытащили из домов камины, лепнину и все такое на продажу, – ты знал, что кто то за такие штуки большие деньги платит? Вот больные… И сегодня они начали с дома на углу, ну, помнишь, тот, заброшенный?

– Дом шестнадцать.

– Точно. Они разбирали камины и за одним нашли чемодан.

Театральная пауза. Наркота? Пушки? Наличные? Джимми Хоффа?

– Джеки, так твою и так! Что там?

– Фрэнсис, это чемодан Рози Дейли.

Все наслоения уличного шума исчезли, разом отрубились. Оранжевое зарево в небе одичало, стало слепящим, прожорливым, стихийным, как лесной пожар.

– Нет, – сказал я. – Это не ее. Не знаю, с чего ты взяла. Бред сивой кобылы.

– Ох, Фрэнсис…

Голос сестры был полон беспокойства и сочувствия. Будь она рядом, я бы, наверное, в глаз ей засветил.

– Чего “Фрэнсис”? Вы с ма накрутили себя до истерики из за какой то ерунды и теперь хотите, чтобы я вам подыграл…

– Слушай, я знаю, что ты…

– Или это какой то хитрый трюк, чтоб убедить меня приехать, а, Джеки? Задумала великое воссоединение семьи? Предупреждаю, это тебе не кино от “Холлмарк”, со мной такие штучки не пройдут.