— Знаешь, хватит уже. Разве так важно, кто сильнее, кто прочнее и все такое прочее? У нас тут межрасовые соревнования, что ли? Ты вот лучше скажи: если я, предположим, дерусь с транксом не на жизнь, а на смерть, куда мне целиться?

— А зачем я тебе такое буду говорить?

И в самом деле, зачем?

Возможно, у инопланетян имеются какие-то скрытые уязвимые точки, но пока, насколько мог видеть Чило, лучше было лупить в мягкие части тела, не защищенные хитиновым панцирем. В глаза, например, или в нижнюю часть брюшка. Если дернуть за один из перистых усиков, противник, по идее, тоже должен отпустить. Не то чтобы Чило предвидел возможные схватки, но все же считал за лучшее приготовиться. Так бывало на улицах Гатуна, Бальбоа и Сан-Хосе. Почему в джунглях должно быть иначе?

О транксах он знал мало, очень мало, только то, что уловил краем уха из телепередач. Возможно, Десвендапур действительно доброжелателен и безобиден, но, может, на самом деле относится к нему, Чило, с подозрением и враждебностью, а может, это вообще какой-нибудь инопланетянский шизофреник. Вот сейчас он мил и дружелюбен, а через час, глядишь, вздумает перерезать ему, Чило, глотку и высосать кишки. Не-ет, надеяться следует на лучшее, а готовиться — к худшему. Такой принцип Монтойю никогда не подводил. Доказательство: он до сих пор жив, здоров и практически невредим, если не считать нескольких шрамов и пары выбитых зубов.

— Ладно. Снаружи ты прочный и пахнешь приятно. Признаю. Но все равно ты урод!

И Чило гнусно ухмыльнулся.

— Урод? — Голова в форме буквы V склонилась набок, фасетчатые глаза задумчиво изучали человека.— Сколь глубокое замечание! Подумать только, это говорит представитель расы, чьи тела напоминают по консистенции кисель! Вы все время трясетесь на ходу, а наиболее тонкие участки вашей кожи почти прозрачны! Вы смотрите на мир парой одиноких зрачков, и, если их повредить, остаетесь слепыми! Ваше обоняние примитивно, вы воспринимаете запахи неуклюжим органом, расположенным посреди лица, где он с трудом может улавливать хотя бы тени истинных ароматов!

Как бы в доказательство превосходства транксов, Дес покачал перистыми усиками.

— У вас всего четыре конечности, хотя восемь куда удобнее и разумнее, и, вдобавок, функции этих четырех конечностей строго разграничены.

Он оторвал от земли стопоруки, демонстрируя, что вторая пара конечностей у транксов может использоваться и как ноги, и как руки.

— Кожа ваша крайне уязвима и подвержена всяческим травмам. Вы неспособны издавать сколько-нибудь мелодичные звуки, потирая друг о друга свои конечности. Наконец, вы даже не обладаете в должной степени симметрией!

— Как — не обладаем симметрией? — обиделся Чило и принялся указывать на соответствующие части тела.— Вот: два глаза, два уха, две руки, две ноги. Чем тебе не симметрия?

— Да ты погляди на свои руки! — возразил Десвендапур.— Делится ли на два число твоих пальцев? Не делится! Их пять. А должно бы быть шесть — или четыре, как у меня. Ну а если заглянуть поглубже!…

— Куда — поглубже? — Чило поддернул выше рюкзак и опасливо нахмурился.

— Внутрь твоего жалкого тела! Сколько у тебя сердец? Правильно, одно, и к тому же сдвинутое куда-то вбок. То же самое можно сказать и обо всех прочих важнейших органах, за исключением легких, которыхутебя, по какому-то странному капризу природы, все-таки два, как и полагается.

Поэт провел стопорукой вдоль груди в сторону брюшка.

— А у меня — два сердца, две печени, два желудка и так далее. Нормальное устройство тела для высокоразвитой расы, симметричное и уравновешенное. В то время как твое внутреннее устройство представляет собой бессмысленное нагромождение, где одинокие беззащитные органы борются за пространство, норовя выпихнуть друг друга с законного места.