Увидев Арсения, Евгений обрадовано поднялся и как был, в одних трусах, обнял старика. От Арсения густо пахло лекарствами.

— Вот он! Вот он! — бормотал Арсений, едва ли не самому себе — так тихо у него выходило, — черт возьми, столько лет я ждал этого! Столько лет! Женя, друг мой, ты не понимаешь, насколько это все важно!

— Понимаю! — отвечал Евгений, торопливо одеваясь. Привычка торопиться так и не ушла от него, несмотря на болезнь.

— Я бы вот сейчас хотел бы что-нибудь сказать! Что-нибудь важное, для записи! Но ничего в голову не лезет. Не могу и все. Мысли путаются. В общем, на, держи!

Арсений запустил руку во внутренний карман темно-голубого пиджака и извлек на свет небольшой прямоугольный сверток, упакованный в серую бумагу.

— Это книга?

— Очень ценный экземпляр. — Ответил Арсений, — упаковали для сохранности, чтобы не повредить обложку. Так и передай Президенту, в бумаге. Пусть сам распечатает, сам полистает. Держи.

Он бережно, с видимой торжественностью передал книгу Евгению. Она казалась почти невесомой. Взяв ее в руки, Евгений испытал странное волнение, руки его дрожали от слабости и болезни, и он думал о том, как бы не уронить книгу, поэтому сжал ее сильнее и аккуратно убрал в карман пальто.

— На твоих плечах огромная ответственность, — сказал Арсений. — Даже не знаю, какие слова нужно произнести, чтобы обозначить все торжество момента, чтобы показать эту важность, ключевой поворот истории! У меня в голове не помещаются мысли, боже. Женя! Это великий день! И ты, без ложной скромности, великий человек!

Они обнялись еще раз, на глазах у Арсения выступили слезы, которые он без скромности стер тыльной стороной ладони.

— А вечером мы пойдем с тобой в приличный ресторан и хорошенько отметим! — сказал он на прощанье.

Евгений вышел на улицу, в прохладу весеннего утра, испытывая противоречивый упадок сил физических и подъем сил душевных. В то время как тело его болело, стонало, пальцы дрожали, а горячее дыхание вырывалось из горла вместе с тяжелым хрипом, душа же и сознание, наоборот, не испытывали неудобств, стремились, неслись к заоблачным вершинам, галопом скакали к будущему. Будто невидимые крылья несли Евгения к Дому Правления. Он сразу заметил перемены, связанные с приездом Президента. Всюду сновала милиция, журналисты, толпы зевак ограждали от площади большими деревянными щитками. Впервые за много времени работы у Евгения потребовали пропуск. Милиционер сверился с фотографией, буркнул: «А, манекен» и жестом указал, мол, проходи, не задерживай.

В холле тоже суетились министры, дипломаты и журналисты. Милиционеры торопливо репетировали план движения людей, сверялись с чертежами и о чем-то между собой спорили. Евгений торопливо прошел под лестницу, в свой кабинетик, закрыл дверь и присел на табуретку перед зеркалом. Сердце его колотилось с невероятной силой. При взгляде на костюм Революционера, лежащий тут же, аккуратной стопкой, Евгений вдруг подумал, что оденет его сегодня в последний раз. А потом уйдет в отпуск, выспится хорошенько, вылечится, попросит Арсения взять его работать на фабрику. Арсений не откажет. Может быть, даже сам предложит на днях. Главное — отдохнуть. А то ведь действительно работа на износ.

Собравшись с силами, Евгений переоделся, аккуратно переложил книгу в карман пальто Революционера. Евгения подташнивало и кружилась голова. Выходя из кабинетика, он твердо решил отработать сегодняшний день и взять отпуск.

Никто не обратил внимание на манекена, который пересек холл и забрался на свое рабочее место. Люди привыкли не обращать внимания на тех, кто ведет себя тихо и незаметно. Евгений замер в привычной позе, стараясь придать каждому изгибу своего тела определенное значение.