У второго предварительного постижения была совершенно иная основа, поскольку оно выразилось в суждении, к которому я не был подготовлен предшествующим теоретическим допущением. Я размышлял над понятием «нирвана», как вдруг до меня дошло, что я тождествен, в самом глубоком смысле, нирване. В моих прежних представлениях по этому поводу была некоторая путаница; хотя логический анализ и должен был ее рассеять, она, тем не менее, оставалась. Невзирая на известные мне противоположные утверждения, я представлял нирвану как своего рода иной мир по сравнению с миром относительного сознания. Конечно же, мне следовало увидеть в такой точке зрения скрытую ошибку, поскольку эта интерпретация помещала нирвану в относительную множественность. Но я (возможно, из-за интеллектуальной лености) не довел цепь рассуждений до этого момента. В результате это второе постижение принесло мне как новое интеллектуальное открытие, так и оказало глубокое просветляющее воздействие в сущностном измерении. Я сразу увидел, почему так мало сказано (и почему лишь так мало можно сказать) о нирване помимо заявления о ее реальности. Сокровенная суть «Я», как и нирваны, не является неким объективным существованием; скорее это «нить», на которую нанизан объективный материал сознания. Относительное сознание имеет дело с объективным материалом, но оно никогда не находит среди объектов эту «нить». Тем не менее именно «нить» делает возможным всё прочее. Фактически, это самая непосредственная и вечная из всех реальностей. Нирвана, подобно «Я», не может быть локализована нигде, ни в каком определенном месте, так как она всюду и нигде (как в пространстве, так и во времени). На эту «нить» нанизаны пространство и время, а также все воспринимаемое посредством чувств, все мысли и любой иной возможный вид относительного сознания.

В этом втором постижении присутствовало нечто, что вполне прояснилось только на самой глубокой стадии осознания – около десяти месяцев спустя. Возможно, человек с достаточно четким мышлением сделал бы нужные выводы и раньше, но мне этого не удалось. Во всяком случае, теперь я вижу, что второе постижение содержало в себе семя прозрения, проясняющего буддийскую доктрину анатмы, которая, в свою очередь, составляет существенную часть основного ядра философии буддизма и является одной из самых туманных доктрин[22]. Но я вернусь к этому моменту позже, когда будет лучше подготовлено основание для обсуждения.

За 2–3 года до свершившегося в сознании финального перехода я ощущал снижение своих интеллектуальных способностей. Смысл литературы по философии и математике, который прежде пребывал в пределах моего рабочего сознания, стал неясным. Если я силился понять многое из того, что прежде понимал довольно хорошо, то это просто вызывало сонливость. В то время меня весьма беспокоило такое положение дел, и я думал, не может ли оно быть признаком преждевременного интеллектуального старения. Однако это оказалось переходной фазой, так как незадолго до кульминационного момента интеллектуальная живость вернулась, а после него обострилась более чем когда-либо прежде. Оказалось, что постижение, помимо всего прочего, способно принести с собой интеллектуальное омоложение.