– Какая я тебе бабушка? – обиженно проговорила ее собеседница и поправила цветастый платок. – А тебе зачем?

– Да что ты ее спрашиваешь, – подал реплику хитрый Соколов, – женщина ведь ничего не видела…

– Это почему же я ничего не видела? – вскинулась обиженная старушка. – Я вот как вас сейчас вижу, так и их всех вчерась видела! Это просто страх, что здесь творилось! Сперва то эти верх брали, а потом наши то вмешались, ребята из столярки, да так тем накостыляли – просто ужас!

– Что то я ничего не пойму, – продолжал разыгрывать свою роль Павел Петрович, – кто «те», кто «эти»? Только все и повторяете – страх да ужас!

– Ну так ежели и правда – страх! Слушай, – старуха повернулась к Надежде, – чего это у тебя мужик такой нетерпеливый? Скажи ты ему, чтоб помолчал!

– И правда, Паша, не перебивай человека! – попросила Надежда Николаевна.

Старушка посильнее оперлась на свою клюку и начала:

– Вчерась на углу сметану завезли по двадцать пять. Хорошая сметана, псковская…

– Двадцатипроцентная? – со знанием дела осведомилась Надежда.

– Двадцати, двадцати, – подтвердила старуха, – мне Петровна из восьмого номера и сказала. Ну, я банку взяла и пошла…

Рассказчица неожиданно замолчала и прикрыла глаза. Надежда решила уже, что не дождется окончания рассказа, но старуха подняла веки и сказала:

– Нет, сперва я к Васильевне из четвертой зашла, ей ведь тоже надо сказать, а с Петровной они не разговаривают.

Выдав эту ценную информацию, рассказчица снова прикрыла глаза и замолчала. Надежда Николаевна собрала всю свою волю в кулак и не стала подгонять старуху. Ее терпение было вознаграждено. Бабка громко откашлялась, склонила голову набок и продолжила:

– Купила я, значит, сметаны и пошла домой…

Вдруг она замерла и сосредоточенно уставилась в какую то точку за спиной у Надежды. Та хотела было оглянуться, но старуха озабоченно проговорила:

– Ой, ведь я забыла! Еще я в булочную зашла, купила половину «Дарницкого» и батон, а уж потом вернулась! А про что я тебе рассказать то хотела?

– Про драку вчерашнюю! – с бесконечным терпением напомнила Надежда Николаевна. Соколов у нее за спиной тяжело вздохнул и схватился за голову.

– Ну да, про драку… – согласилась старуха, – купила я, значит, сметану, хлеба половину и батон, иду домой, и вот тут как раз остановилась. А Танька то, как всегда, на пороге курит. Вдруг подходит к ней другая девчонка, из себя такая видная, не то что Танька. Та то шалава шалавой, а эта одета хорошо, по всему видать – при начальстве. Или из жилконторы…

– Почему из жилконторы? – переспросила Надежда.

– А жировки у ней были…

– Жировки? Что еще за жировки?

– Ну чего ты такая непонятливая! – рассердилась старуха. – Ты что – за квартиру да за свет не платишь?

– Плачу, конечно! – терпению Надежды приходил конец, она держалась из последних сил.

– Ну, так, значит, и тебе тоже носят жировки! Бумажки такие, по которым платить!

– В папке? – неожиданно осенило Надежду.

– Ну, ясное дело, – в папке! Как же еще?

– Вот в такой? – Надежда Николаевна выхватила у Соколова розовую папочку с загадочным списком.

– Во во, аккурат такая папочка! – обрадовалась старуха и продолжила: – Подошла, значит, эта девчонка к Татьяне, поздоровалась и что то ей тихонько начала говорить, прямо на ухо, чтобы, значит, никто не слыхал… а тут эти то подбежали, хватают ее и ну тащить…

– Кто – эти? – переспросила Надежда.