– Работа большая, Анатолий Анатольевич. Но, может быть…

– Поможем, если что, – успокоил его Климов. – Не впервой. Давай через недельку соберемся. Банька, то-се… Шашлычки… Так, знаешь, по-семейному… И все решим заодно. Кого куда поставить, кого откуда убрать… Дело общее, дело большое… Торопиться не надо.

– Торопиться не будем, – согласился Вавилов. – Все устроим в лучшем виде.

– Как всегда, – сказал генерал.

Вавилов быстро прошел сквозь стеклянные двери. Кивнул охраннику в форме, сидевшему в прозрачной пластиковой пуленепробиваемой будочке, и поднялся на второй этаж, миновав три лестничных пролета и два металлоискателя, предупредительно отключенные охранниками снизу и снова заработавшие, как только Вавилов прошел последний из них. На втором этаже Владимир Владимирович сделал несколько шагов по коридору и оказался в просторном холле.

Секретарша Юля вскочила из-за длинного прилавка, уставленного телефонами, календарями, объявлениями в стеклянных "стоячих" рамочках, извещавшими о том, что через неделю – общее собрание, а через две – тоже общее собрание, но только одного из отделов, что через месяц шеф уходит в отпуск и его обязанности будет выполнять первый заместитель Якунин. Кроме этого, на прилавке лежали гелевые авторучки, зажигалки, стояли пепельницы, ближе к окну – чашки для кофе, электрический чайник, сахарницы, поднос с ложечками.

– Здравствуйте, Владимир Владимирович! К вам уже…

– Привет, – бросил Вавилов. – Я вижу. Да. По одному.

Ни на кого не глядя, он прошел прямо в свой кабинет, оставив за спиной с десяток посетителей, которые, завидев Самого, как по команде поднялись с мягких кожаных диванов и кресел, которыми изобиловал холл.

Глаза Владимира Владимировича были опущены долу, но видел он всех и каждого. Видел и мгновенно отделял зерна от плевел.

– К вам Артур, – услышал он голос секретарши по громкой связи.

– Впусти.

Ваганян вошел в кабинет, кивнул Вавилову и сел на диван у стены.

– Привет, Артур, – поприветствовал его Владимир Владимирович, отметив, что сегодня Ваганян избрал довольно странную манеру здороваться. – Что скажешь?

– Что скажу? Скажу, что я увольняюсь.

– Что-что?

Вавилов не играл. Он действительно не понял, что имел в виду его продюсер. Из фирмы "ВВВ" давно уже никто не увольнялся. Людей переманивали, их приглашали другие конторы, они, бывало, принимали эти предложения, о чем потом очень жалели. Но все это происходило несколько иным образом. Вавилов гордился тем, что его предприятие совершенно не походило на любую другую российскую коммерческую структуру. В "ВВВ" практически отсутствовала так называемая "текучка кадров", и ни один нормальный человек, будучи в трезвом уме и ясной памяти, никогда не сказал бы вот так, как сейчас Ваганян – самому шефу, прямо в лицо: "Я увольняюсь…"

– Что ты говоришь? Что с тобой, Артур? Тебе нехорошо?

– Мне очень хорошо, Владимир Владимирович. Очень. Я сказал вам, что я увольняюсь. Я больше не буду с вами работать.

– Это как? И куда же ты намылился, если не секрет? Куда уходишь? Уж не на место ли болезного нашего Гольцмана? Или – на радио? Или еще куда? Нашел себе группу? Вольным продюсером станешь?

– Идите вы все в задницу с вашими группами, – спокойно ответил Артур. – Как вы меня достали… С этим вашим дерьмом.

Он помолчал, потом вытащил сигареты и закурил.

– Мне сорок лет, Володя.