— Любопытно, — сказал я.

— Сколько у вас получилось? — спросила Арла.

— Я бы хотел спросить об этом вас, — возразил я.

— Я засомневалась после того, как установила высокую степень безнравственности по густоте бровных волосков.

— Забудьте сомнения, — приказал я.

Но только вчера в вашей книге «Корпулентные отклонения и другие физиогномические теории» я читала, что физиогномист не имеет права делать выводы, если имеется малейшее сомнение.

Стараясь оттянуть момент разоблачения, я выпрямился и взглянул в глаза трактирщику, спрашивая себя:

«Мог ли этот человек украсть священный плод?» При этом мне пришло в голову, что для профанов это единственный способ судить о человеке. Явная неряшливость этой методики заставила меня содрогнуться перед мраком, в котором пребывает большая часть человечества, а теперь и я. Все же у меня сложилось впечатление, что он этого не делал.

— У него карие глаза, — сказал я. — Так что ваши сомнения безосновательны.

— Отлично, — сказала она, — Он не виновен.

— В моей таверне для вашей чести всегда бесплатная выпивка, — объявил Фрод Гибл, одеваясь.

Каллу уже отправился за следующим, когда я окликнул его:

— Теперь приведите мэра.

Великан-шахтер при этих словах расплылся в широкой ухмылке и впервые членораздельно выговорил:

— С удовольствием, ваша честь. Я невольно улыбнулся в ответ.

Мэр предстал перед нами, прикрывая интимные места сложенными чашечкой ладонями. Арла приступила к измерениям не робея, будто имея дело с рядовым горожанином. Когда она продиктовала последнюю цифру, я, чиркнув булавкой по странице, попросил ее отойти в сторону. Девушка отступила. Мэр, не будучи физиономистом, тем не менее с первого взгляда разгадал мои недобрые намерения. Жирные складки на груди и животе, а также и нижняя губа его задрожали.

— Понимаю, — с нервным смешком выдавил он, — вам еще не встречался столь выдающийся образчик.

— Напротив, — сказал я, — в каждой свинье.

— Я не вор, — сказал он, вдруг утратив чувство юмора.

— Бесспорно, однако я нахожу несколько мелких недостатков, которые можно исправить, — заметил снимаясь и доставая из кармана плаща, брошенного на стул, свой скальпель. Я подошел к мэру с инструментом в руках и помахал блестящим лезвием перед самыми его глазами.

— На мой взгляд, если немедленно не избавить вас от извращенного чувства юмора, оно вас погубит.

— Может быть, мне просто удастся стать серьезней? — пролепетал он, брызжа слюной.

— Ну-ну, мэр, это ничуть не больно. Подумаем где сделать разрез... Быть может, тут, в районе ища вашего разума? — пробормотал я и отступа шаг, провел тупой стороной скальпеля по мошонке.

— Арла, прошу вас, — воззвал он, заглядывая мне за спину.

Тут я вспомнил, что девушка видит все это. Как бы ни хотелось сорвать злость, нельзя было допустить, чтобы Арла стала свидетельницей того, как я в гнева поддался искушению вскрыть этого болвана, словно мясной пирог.

После того как отпущенный мною мэр оделся и ушел, Арла сказала мне:

— Я вас вижу насквозь.

— О чем вы говорите? — испугался я.

— Вы хотели заставить его признаться.

— Вот как?

— Вы ведь, конечно, заметили аберрацию в области ягодиц? — спросила она.

— Уточните, — сказал я, словно сомневаясь в ее наблюдательности.

— Пучок волос на левой ягодице — кажется, так называемое «свойство кентавра»? Неопровержимое доказательство склонности к воровству.

— Очень хорошо, — похвалил я.