Это случилось так же внезапно и болезненно, как утрата физиогномики. Арла ударила меня по лицу и вырвалась из рук.

— «Женщины занимают свое место», — передразнила она. — Не забывайте: это я провожу расследование. Может, я и женщина, но не так глупа, чтобы не увидеть, что вы лишились всех способностей.

— Арла. — Я хотел строго одернуть девушку, но имя прозвучало по-детски жалобно.

— Не бойтесь, — продолжала она. — Я никому не скажу. Я закончу за вас расследование, чтобы вы знали, даже если никто другой не будет об этом знать, — я нашла разгадку.

Я не верил самому себе, однако мне в самом деле хотелось извиниться. Клянусь задницей Харро, мой мир разлетался на части.

— Я прошу прощения, — выговорил я, и каждое повисло у меня на языке фунтом крематов.

— Вы просите прощения, — повторила она. — Жду вас завтра к десяти. Больше не опаздывайте. Надеюсь, утром вы будете вести себя более профессионально.

С этими словами она схватила свой плащ, пересекла комнату и скрылась за дверью.

Я был в полной прострации, пораженный как разоблачением, так и ее мнением обо мне. Это было унижение; хуже того, это было одиночество. Желая скрыться от самого себя, я прошел в спальню, быстро оделся и пошел за ней.

Темнота ночи пугала меня больше обычного, а порывистый ветер, следуя примеру Арлы, хлестал меня по лицу. Я видел ее далекую фигурку в конце пустынной улицы. План мой, если это можно назвать планом, состоял в том, чтобы, не открывая себя (я знал, что это было бы ошибкой), следить за ней издали. Я должен был видеть ее. Держась в густой тени домов, я пустился бегом — искусство, которого я не вспоминал с детских лет.

Один раз девушка остановилась и обернулась назад. Я тоже застыл в надежде, что ей меня не видно. Потом она свернула в проход между банком и театром. Я поджидал за углом, пока она не скрылась за поворотом, и только потом двинулся дальше. Таким же образом я проводил ее сквозь сосновый лесок до неширокой поляны, передвигаясь на цыпочках, чтобы не выдать себя скрипом снега под каблуками.

На дальней стороне поляны стоял жалкий домишко, из единственного в Анамасобии строительного материала — серых волокнистых бревен. В окно лился теплый свет. Девушка вошла и прикрыла за собой дверь. Я прокрался к стене и, хотите верьте, хотите нет, опустился, как собака, на четвереньки, чтобы осторожно пробраться под окно.

Мне открылась гостиная с грубой мебелью, вытесанной из бревен. В креслах, лицом друг к другу, сидели старик и старуха. На лице хозяина я заметил предательский синеватый оттенок, указывающий, что вскорости он разделит участь твердокаменных героев. Оба лица выражали беспросветную тупость. Как видно, Арла верно оценивала умственные способности своих родителей. Я поморщился и переполз к боковой стене дома.

Обнаружив там другое окно, я вздохнул с облегчением. Скорчившись под стеной, я вынул из кармана дерринджер. Я готов был застрелиться, если буду открыт. Нового унижения перед ней я бы не вынес. Изнутри послышался шум шагов, а затем самый невероятный звук — тоненький плач. «Быть может, она раскаивается в том, как обошлась со мной», — подумал я. Эта мысль придала мне храбрости взглянуть. К огромному моему изумлению, плакала не Арла. Это был, подумать только, младенец! Я заворожено смотрел, как она, держа орущий комок одной рукой, спустила с плеч платье и обнажила грудь. У меня вырвался громкий вздох. Несмотря на кошмарную нелепость положения, я чувствовал, как в штанах шевельнулась моя мужественность.

И тут за спиной послышалось шипение.