Во всяком случае, когда я ему кинул монтировку, привязанную к тросику, он ухватился за нее с полной охотой. Севка кинулся помогать, хотя я бы и сам справился, и мы вытащили придурка на относительно твердую почву. Лжестропилин долго не мог прийти в себя. Лежал ничком, тяжело дыша и все еще цепляясь в спасительную монтировку.
— Вставай, капитан, — сказал я ему.
Повозившись в грязи, тот поднялся. Сначала на колени, потом на ноги. Я отнял у него железку, выдернул из петли, смотал тросик. Капитан КГБ стоял, уткнув подбородок в тяжело вздымающуюся грудь и опустив по швам руки. Ни дать, ни взять, чучело гороховое. Нет, такого грязнулю я в салон не пущу. Пусть пешедралом до поселка топает. Там глядишь кто-нибудь смилостивится. Пустит в баньку помыться. Такого грязного и такого пыльным мешком пришибленного.
— Пацана благодари, Жихарев, — сказал я. — Если бы не он, утоп бы ты тут с концами. Никто бы искать не стал… И мой тебе добрый совет, вали ты из города! Ничего тебе тут не обломится. Кроме того, что попадешь на крючок собственному начальству. Тем более, что я доложу по команде, что ты пытался меня убить. Меня и ребенка. Понял?
Гэбэшник вдруг снова рухнул на колени.
— Не губи! — завыл он. — Уволят же меня!.. У меня сестренка младшая инвалид, только на мои доходы и существует.
— Брешешь, собака! — хмыкнул я. — Будь у тебя сестра инвалид, ты бы три штукаря этим козлам не сунул за то, чтобы они меня и мальчишку завалили! Или надеялся город под себя подмять?.. Хрена с два! Добром прошу, пиши рапорт начальству и вали отсюда, пока цел!.. Мой это город, понял, гнида⁈ Еще раз встречу в Литейске, ты у меня не только с обрыва кинешься, ты под трамвай ляжешь!
— Я все понял, Саша! — забормотал он. — Ошибся я!.. Думал, после Киреева и Сумарокова смотрящим стать… Да в тебе ошибся… Ты-ты… Настоящий босс… Я таких и не встречал…
— Мне жопу лизать не надо, — презрительно отозвался я. — Больше ты меня не обведешь вокруг пальца. Я и раньше тебе цену знал, а теперь — тем более… Все! Топай наверх. В поселке попросись, чтобы помыться пустили. И больше мне не попадайся!
Взяв ошеломленного этим разговором Перфильева-младшего за плечо, я повел его к тропе. Сзади хлюпал мокрыми штанами капитан Жихарев. Надо думать, теперь — бывший. Наверху усадив пацаненка в машину, я погнал в город уже без всякой остановки. Севка растерянно молчал, видать, не испытывая ни малейшего удовольствия от того, что поверженный и спасенный враг предстал в таком жалком виде. Хороший парень. Чистый. Душевный. Да и все они такие. Куда же им уходить, если в нашем, старом, погрязшем в грязи человеческой, мире таких как они не хватает!
За что же нас так невзлюбила, мать ее, эволюция, если она отнимает лучших ради неведомого будущего Нового Мира? Они же нам и здесь пригодятся. Да может мы потому и топчемся на месте, что из каждого поколения эволюция отбирает тех, кто может вывести наше гребанное человечество на иную дорогу. Видать, это какой-то закон природы. Да только нахрен нам такой закон⁈ Почему мы должны с ним мириться? По закону природы мы летать не должны, а летаем! Потому что есть и другие законы.
Нельзя ли как-то использовать другой закон и в этом случае? Можно, только надо знать, какой именно? И понять бы еще к кому по такому случаю обратиться? К ученым, но вот они ученые, работают с пацанами, тестируют, игры играют, опыты ставят, а девчата ушли и про них все забыли. Списали, как отработанный материал. И пацанов моих спишут и начнут набирать следующую группу. Придется опять говорить с Третьяковским. Все остальные мне все равно не поверят.
Россию он спасать собирается… Дескать, будет сила и никто нас не победит. Против силы всегда можно применить подлость, предательство, продажность. И утекут секреты за границу, а там отыщут своих тридцать пацанов и девчонок и заставят их работать на себя. |