— Пошли вон, сучки! — прикрикнул на них тренер.

— А ты на нас не ори! — окрысилась вторая. — Мы не виноваты, что у тебя хрен вялый, как на овощехранилище после зимы… Пошли, Манька, одеваться… Светает уже, надо на дойку поспеть…

И обе доярки, а по совместительству — жрицы любви, поднялись с лавки и потопали к вешалке, под которой были грудой свалены разноцветные тряпки. Директор СТО самолично взял чистую чашку, налил в нее заварку и кипятку. Не снимая куртку, я присел на край лавки, положил рядом с собой «домру». Взял у Коленкина чашку. Мне и впрямь хотелось глотнуть чаю. Жрать — тоже, но прикасаться к какой-либо еде на этом столе было противно. Так что я ограничился только чаем.

Девки облачились, заорали: «Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю…» и вывалились наружу.

— Может, выпьешь? — спросил Терентий Георгиевич, усаживаясь напротив. — Ты же не за рулем! На нашей вертушке прилетел?

— Теперь — это моя вертушка.

— Понятно, — выдохнул Коленкин. — Гулливеру каюк!

— Как это — каюк⁈ — удивился Егоров. — Да нас же…

Митрофаныч зыркнул на него и тот осекся.

— Что — вас? — спросил я. — Его ребятки на ремешки пустят?.. И поделом. Что это вам вздумалось натравливать на меня этого циркового уродца? Неужели вы думали, что меня можно запугать карликом?

— Прости, Сергеич, бес попутал, — проговорил директор СТО.

— Да не бес — жадность! Всё вам мало, импотенты! Я сказал — отстегиваете на детей, отстегиваете мне и живите спокойно. Да вам, видать, спокойно не живется, мужики… Знаете, я многое могу простить, но вот то, что вы пацана из моего класса тронули, не прощу…

— Да мы его сейчас приведем! — спохватился тренер. — Эй, Сарай!.. Где ты?.. Обосрался, что ли?..

— И Сарай ваш и Тимка Фирсов уже в руках моих людей, — сказал.

— Вот же сучонок… — прошипел Митрофаныч. — Продал!

— Я даже могу сказать — за сколько… Я ему пять штук пообещал…

— Этой гниде и пять тысяч? — жалобно спросил Жорыч.

— Он их не получит, — ответил я. — Давайте, граждане, с вами разберемся. Вот вы подставили меня, похитили моего ученика, натравили на меня областного мафиози. На что вы рассчитывали?.. Что я отстегну с перепугу стольник цирковому уродцу и буду ежемесячно платить по столько же? Это ж с каких таких доходов?.. Со своей учительской зарплаты?.. Нет, мне бы пришлось — с ваших доходов отстегивать… Вы думали, этот сраный Гулливер с вами поделится?.. Да он бы приказал своим отморозкам сжечь нахрен твою СТО, Коленкин! А что бы он сотворил с твоей дочуркой, Егоров, мне даже представить страшно! В любом случае, ни рубля бы вам назад не вернул. Соображаете теперь, на кого вы подняли хвост, старые ворюги?.. На свою единственную и защиту и опору!.. Если сомневаетесь, можете выглянуть во двор и посмотреть, что стало с вашими охранниками… Стоит мне пальцем шевельнуть и вы станете такими же. А могу — и хуже!

Директор еще не сгоревшей станции технического обслуживания сорвался с места и выбежал из дому.

— Неужто и впрямь не простишь, Александр Сергеевич? — робко спросил Егоров.

— Дождемся возвращения Корнея Митрофановича, — сказал я.

Стукнула дверь. Вернулся Коленкин. Вид у него был совершенно убитый. Он схватил со стола бутылку водки, опростал ее до половины, поставил обратно и, не вытирая мокрого подбородка, осведомился:

— Что ты с ними сделал, Данилов?

— Я пришел вершить суд и расправу… — ответил я.