— Если тебе надо что-то мне рассказать, то валяй, рассказывай, и давай закончим с этим поскорее.
— Зачем ты так рвешься обратно?
— Там друзья, — сказал я. — Враги. Там жизнь.
— Что есть жизнь, как не бесконечная череда страданий, в итоге которой ты все равно умираешь?
— Знакомая какая-то песня. Ты, часом, романов на польском не писал?
— Но ты ведь можешь не возвращаться туда, где пот, кровь, боль и смерть, — сказал он. — Ты можешь остаться здесь.
— А здесь что?
— Тишина, покой, — сказал он и обвел рукой сотворенную минутой ранее гостиную. — Все, что ты хочешь.
— Только оно все ненастоящее. Здесь только то, что живет у меня в голове.
— Разве не все мы живем в собственных головах?
— Знаешь, Гамлет, хоть я и не узнал тебя в этом прикиде, но ответ на твой извечный вопрос я для себя давно уже выбрал.
— И ты не хочешь воспользоваться уникальной возможностью познать себя?
— Я знаю о себе все, что мне надо.
— Но так ли это?
— Ты — демон рефлексии и самокопания?
— Нет. И если ты начинаешь думать, что я — лишь часть тебя, и извлекаю ответы из твоего разума, то ты ошибаешься.
— А как это проверить?
— Спроси меня о чем-нибудь, чего ты не знаешь.
— Ну и смысл? Если я этого не знаю, как я проверю ответ?
Он промолчал.
Признаться честно, в мозг уже закрадывалась мысль, что я лежу в коме и все это мне только чудится, и я разговариваю сам с собой, но жизненный опыт этой версии все-таки противоречил. Мне ведь, черт побери, размозжили голову боевым гномским молотом, какая тут кома?
И вот еще что интересно, я действительно слышал треск черепной коробки и хлюпанье ее содержимого, или придумал это уже потом?
— Ладно, — сказал я. В конце концов, я же ничего не теряю. — В чем смысл Системы?
— В том, чтобы сделать выбор и найти свое место в одном из миров.
— Не, я, видимо, неправильно сформулировал, — сказал я. — Это смысл для конкретного индивидуума, пытающегося в вашу чертову Систему встроиться. А если глобально? Зачем это вообще? Какие цели преследовали Архитекторы, когда все это придумали?
— Смысл существования Системы в ограничении развития цивилизаций, — сказал он, как ножом отрезал.
— Но зачем?
— Потому что на определенном этапе развития цивилизация становится опасна не только для себя, но и для окружающих, — сказал он.
— Звездные войны, вот это вот все? — спросил я.
— В том числе. Но зачастую действия эти не несут злого умысла, хотя и приводят к катастрофическим последствиям. Любопытство, научный интерес, попытки познать вселенную… А в итоге все заканчивается превращением звезд в сверхновые, расползанием черных дыр, нарушениями в пространственно-временном континууме, которые грозят целым галактикам.
— Неужели Земля подошла к этому пределу?
— Даже близко не подошла, — сказал он. — Но Система работает на опережение и приходит на все планеты, где есть разумная жизнь. Вне зависимости от стадии научно-технического прогресса, если аборигены выбрали именно этот путь.
— То есть, даже если бы мы жили в пещерах и проламывали головы мамонтам каменными топорами…
— Система бы все равно пришла, — сказал он. — Система подчиняется единым алгоритмам. На планете есть разумная жизнь, пусть даже в зачаточном состоянии? Туда приходит Система. |