Кабан посмотрел.

Его зубы заскрежетали так, что я начал беспокоиться за их сохранность, а левая рука, которая оставалась свободной, сжалась в кулак так крепко, что ногти пробили кожу и на траву закапала кровь.

Наконец, спустя вечность с небольшим, его руки разжались, шар упал на траву, а Кабан со всей дури заехал себе левой ладонью по лицу, размазывая кровь. Смотреть на него было страшно. Слов ни у кого не нашлось. Кто ж знает, что он там увидел. Крушение империй, гибель богов или забытое лицо своего отца…

— Ты поможешь? — Кабан смотрел только на Соломона.

— Помогу.

— Тогда с меня все, что хочешь, — сказал Кабан. — Так ведь, Зинаида Петровна?

— Да, Станислав, — сказала она и снова разрыдалась. — Что угодно.

— Стас? Мама? О чем вы вообще говорите?

— Не о чем, — сказал Кабан. — О ком.

— И о ком?

— Милана, — сказал Кабан. На лице его жены не отразилось ничего, кроме непонимания. Мне это имя тоже ни о чем не говорило.

— Дай посмотреть, — сказала Оксана, шагая вперед и протягивая руку к шару.

— Не надо, — сказал Кабан. Он двинулся к "хаммеру", открыл багажник и вытащил оттуда… Сиденье для карликов? Я знал, что это было неправильное название предмета, но правильное по прежнему продолжало стучаться в закрытые двери, разбивая лоб в кровь. — Что это, по-твоему? Чье оно?

— Я не… я не знаю, — в смятении сказала Оксана.

— Она не вспомнит, — сказал Соломон. — Эта часть памяти блокирована Системой, и мозг не способен преодолеть блок самостоятельно. Пусть посмотрит.

— Она вспомнит, — сказал Кабан. — Милана — это наша дочь.

ГЛАВА 19

Ни черта она не вспомнила.

Я тоже не вспомнил. Слово было знакомым, слово явно было из привычного обихода, но его значение ускользало от меня, и любые связи отсутствовали. Это было странно, это было неприятно, это нервировало, и, судя по выражениям лиц присутствующих, нервировало это не только меня.

На Кабана было страшно смотреть. Он был бледен, двигал челюстью, скрежетал зубами, сжимал и разжимал кулаки. Я никогда раньше его в таком состоянии не видел.

Убедившись, что сама она не справится, он подобрал с газона недопалантир и протянул его жене, и ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы впасть в истерику. В очередной раз бросив чертов шар на траву, она бросилась к мужу и принялась стучать в его грудь своими маленькими аккуратными кулачками.

— Стас! — кричала она. — Как мы могли? Как ты мог? А я? Что же мы за люди такие?

— Обычные люди, — прокомментировал Соломон, хотя она вряд ли его слышала. — Вы забыли, потому что Система выставила блок на таком уровне, который вы не в состоянии самостоятельно обойти, вот и все. Никто не виноват.

— Кроме Системы, — заметил я. — Но что именно они забыли?

— Дети, — сказал Соломон.

Еще одно незнакомое слово на знакомом языке.

— Дети? — переспросил Федор.

— Это такие маленькие люди, — объяснил Соломон. — Из которых вырастают такие, как вы.

Странно. А я ведь помнил, что был маленьким. Но у меня не было абсолютно никаких воспоминаний о том, что маленьким мог быть кто-то еще.