— Это ваше последнее слово, сеньора? — спросил дон Торрибио.
— Исполняй свою службу, палач, — презрительно ответила она, — попробуй победить волю старухи.
— Начинайте! — приказал он державшим игуменью разбойникам.
— Подождите! Остановитесь, ради самого Бога! — воскликнула молодая девушка, смело бросаясь к игуменье и отталкивая разбойников.
Эта девушка была той самой послушницей, с которой говорила игуменья в минуту вторжения в монастырь разбойников.
Наступила минута колебания и общего удивления.
— Молчи, я приказываю тебе, — крикнула игуменья, — пусть я буду мучиться, Бог все видит!
— Именно потому, что Он нас видит, я и буду говорить, — решительно ответила послушница. — Это Он послал сюда этих незнакомых мне людей, чтобы помешать свершению великого преступления!.. Идите за мной, господа, вы не должны терять ни минуты, я проведу вас к склепу.
— Несчастная! — воскликнула игуменья, с бешенством вырываясь из рук державших ее разбойников. — Несчастная, теперь на тебя падет мой гнев!
— Я это знаю, — печально ответила девушка, — но никакое личное побуждение не помешает мне исполнить святой долг.
— Завяжите рот этой старой бездельнице! — приказал начальник.
Приказ был немедленно исполнен; несмотря на отчаянное сопротивление, игуменья в несколько секунд была крепко связана.
— Один из вас останется здесь стеречь ее, — продолжал дон Торрибио, — и при малейшем подозрительном движении пусть раздробит ей голову.
Потом, изменив тон, он обратился к послушнице.
— Тысячу раз благодарю вас, сеньора, — промолвил он с чувством, — окончите то, что вы так хорошо начали, проведите нас к этим гнусным склепам.
— Пойдемте, господа, — ответила она, отправляясь впереди разбойников.
Разбойники вмиг присмирели, пошли за ней молча, с выражением глубокого уважения.
По решительному приказу дона Торрибио все монахини, успокоенные, разошлись по своим кельям.
Пока послушница и разбойники шли по коридору, дон Торрибио подошел к молодой девушке и сказал ей на ухо два-три слова, от которых она задрожала.
— Не бойтесь ничего, — добавил он, — я только хотел доказать вам, что все знаю; я хочу быть для вас, сеньорита, самым почтительным и преданным другом.
Девушка вздохнула, ничего не ответив.
— Что с этого дня с вами будет? Вы останетесь в монастыре одна, беззащитная перед ненавистью этой фурии, для которой на свете не существует ничего святого; вы немедленно заместите ту, которую мы спасаем. Не лучше ли вам последовать за ней?
— Бедная, бедная Лаура! — с глухим вздохом проговорила девушка.
— Неужели вы покинете ее в такую решительную минуту, в которую более чем когда-либо ей нужны ваша опора и помощь, не вы ли ее молочная сестра, ее любимый друг! Что вас удерживает? Вы сирота с самого детства, на Лауре сосредоточились все ваши привязанности… Умоляю вас, отвечайте мне, донья Луиза.
Девушка удивилась, почти ужаснулась.
— Вы меня знаете! — воскликнула она.
— Не сказал ли я вам, что знаю все? Полноте, дитя мое, если не для себя, то для нее уйдите отсюда; не вынуждайте меня покинуть вас здесь, в руках ваших врагов, которые подвергнут вас ужаснейшим мучениям.
— Вы этого хотите? — печально прошептала девушка.
— Это она умоляет вас моими словами.
— Хорошо, пусть так, моя жертва будет полной, я последую за вами, хотя не знаю, хорошо или дурно делаю, поступая таким образом. |