— Да, следует так поступить… но уверены ли вы, что вожди, о которых вы говорите и имена которых мне неизвестны, не обманывают вас, что они не предатели?

Атояк остановился и проницательно поглядел на охотника, но тот спокойно выдержал этот взгляд.

— Нет, — возразил он через минуту, — Красный Волк и Олень не предатели!

Охотник задумался на минуту, потом проговорил решительно:

— Нет, в самом деле, оба эти вождя не предатели, но они скоро сделаются ими! Из-за них беда висит над нашими головами; для удовлетворения своих страстей и жажды мщения они привлекли ее.

— Брат мой должен объясниться! — воскликнул удивленный вождь. — Слова его очень важны.

— Напрасно я произнес их, — возразил охотник с притворным смирением. — Я мирный человек, которому Ваконда дал власть исцелять больных, я, слабое деревцо, не должен думать вырвать с корнем дуб, который, падая, своей тяжестью задавит меня. Пусть простит мне брат мой, что я так необдуманно поддался негодованию.

— Нет, нет, — воскликнул вождь, с силой сжимая его руку, — это не может остаться так! Отец мой начал, он должен и кончить, открыть мне все, что знает.

— Дело вот в чем, — сказал охотник, как бы невольно повинуясь требованию индейца. — Я расскажу моему брату все, что знаю, но брат мой должен дать мне слово, что каково бы ни было его решение по выслушивании моего рассказа, он не станет вмешивать меня ни во что, имя мое не будет произнесено в этом деле и вожди, поведение которых я разоблачу, не узнают о моем пребывании в Небесном городе.

— Клянусь священным именем Ваконды и великой черепахой, что, что бы ни случилось, имя твое не будет произнесено; никто не узнает, каким образом узнал я о том, что отец мой сообщит мне. Атояк — один из первых старейшин Небесного города, если он что обещает, то для подтверждения его слов не нужно постороннего свидетельства.

— О! В таком случае я не стану молчать, — ответил охотник и принялся рассказывать длинную и очень запутанную историю, в которой правда была так ловко перепутана с вымыслом, что даже самый хитрый человек не мог бы отличить одну от другого, но из которой можно было вывести то заключение, что если белые проникли в окрестности города, то это Красный Волк и Олень привлекли их по своим следам, которые они не позаботились уничтожить и по которым безошибочно шли белые. Вся история была так ловко рассказана, что оба вождя, запутанные в ее сетях, неизбежно должны были быть обвинены в измене при самом строгом допросе.

— Я не позволяю себе делать никаких выводов, — прибавил охотник под конец, — брат мой умный вождь и опытный воин, он рассудит лучше меня; прошу его только не забыть своего обещания.

— Атояк сдержит свое слово, — ответил вождь, — пусть отец мой успокоится, но все, что я узнал, так важно, что не следует терять времени, я немедленно отправлюсь к первому вождю города.

— Может быть, оба вождя с достойным намерением подвели бледнолицых так близко к городу, — предположил охотник, — вероятно, они надеются легче овладеть ими.

— Нет, — ответил Атояк мрачно, — их намерения могут быть только гнусными. Необходимо как можно скорее расстроить их замыслы, иначе случится великое несчастье, в особенности после решения совета, поручившего Красному Волку начальство над воинами, назначенными для охраны внутренней территории города.

На счастье охотника, Олень и Красный Волк были личными врагами Атояка; ненависть к ним помешала индейцу заметить, с каким коварством охотник навел его на просьбу рассказать эту историю.