Так или иначе, я набил одеждой целых два сундука, которые приказал доставить на пристань этим вечером и загрузить на «Миссури», и оставил лишь ту одежду, в которую мы должны были переодеться, чтобы респектабельно выглядеть при посадке на борт. Пока я делал покупки, я попросил портного послать мальчика-негритенка приобрести билеты. Боже, как ничтожные мелочи могут изменить нашу жизнь! Ведь если бы я пошел в кассу сам, все было бы по-другому. Но билеты мне принесли, я сунул их в карман, вот как все было.

Это занятие — сидеть, подобно султану, выбирая шелка и парчу, и время от времени расточая комплименты мадам Нитке-Иголке, — привело меня в отличное настроение, но с приближением вечера я становился все менее самоуверенным. Ко мне вернулись тревоги за побег Касси, которые не под силу было развеять даже бренди. Я не мог заставить себя что-либо поесть и, наконец, вернулся в свою маленькую комнатку и попытался убить время, вытащив бумаги Спринга из моего старого сюртука и зашив их в пояс одной из пар моих новых панталон. После этого я просто сидел и кусал ногти. Пробило семь часов, потом восемь, дождь за окном перестал быть заметным в надвигающихся сумерках, и я представлял Касси то загнанной в угол в какой-то грязной улочке и брошенной в тюрьму, то застреленной при попытке перелезть забор или разорванной на клочки собаками — дайте мне только волю, и в самые ужасные моменты жизни за моим воображением не угнаться никакому Данте!

Я стоял и смотрел на огонек свечи, мерцающей в подсвечнике, чувствуя, как во мне нарастала уверенность, что Касси так и не придет, как вдруг легкий стук в окно заставил меня чуть не выпрыгнуть из своей шкуры. Я распахнул окно и Касси скользнула через подоконник, но мое секундное облегчение, вызванное ее появлением, быстро испарилось, когда я увидел, в каком она состоянии. С ног до головы Касс была облеплена грязью, ее платье превратилось в лохмотья, глаза дико вращались, а дышала она как загнанная собака.

— Они гонятся за мной! — выдохнула она, соскальзывая на пол по стене; сквозь грязь, покрывающую ее тело, сочилась кровь из раны на ноге. — Они заметили, как я выскользнула из загона и бросилась бежать, как сумасшедшая. О, я должна была немного повременить с побегом! Они обыщут весь квартал и найдут нас… о, скорее, бежим сейчас, пока они не пришли!

Возможно, Касси, как она и говорила, была отличной бегуньей, но с Флэши ей было не потягаться.

— Успокойся и послушай, — сказал я, — говори потише. Насколько тебе удалось от них оторваться?

Она всхлипнула, с трудом переводя дыхание:

— Я… я не знаю. Они потеряли меня из виду, когда я… попыталась запутать следы. О, Господи, боже мой! Но они знают, что я сбежала… они перероют весь город… снова схватят меня.

Касси, совершенно измученная, легла у стены.

— Сколько времени прошло, как ты слышала их?

— О, о… пять минут, наверное. Не знаю. Но у них… собаки… выследят нас здесь.

— Не в такую ночь, как эта и, конечно же, не в самом городе.

Мои мысли крутились, как в лихорадке, но рассуждал я вполне здраво. Может, мне бросить ее и смыться? Нет, тогда она точно все расскажет. Можем ли мы успеть на пароход? Конечно, если мне удастся привести ее в порядок.

— Вставай, — решительно сказал я и поднял ее на ноги.

Она повисла на мне, всхлипывая, и я должен был держать ее под руки.

— Послушай, Касси, времени у нас нет. Они не знают, где мы, и лучшая охотничья собака не сможет обнаружить тебя здесь даже по запаху. Но мы не можем бежать дальше, пока ты не помоешься и не переоденешься — в таком виде нас не пустят на пароход. Медлить нельзя. Когда мистер и миссис Монтегю выйдут на улицу, чтобы отправиться на пристань, они должны выглядеть прилично.