А вот я бы гордился, окажись на его месте: у этого немецкого выскочки ни одного целого зуба не осталось бы. Пользуясь случаем, когда разгул достиг пика и шум стоял просто оглушительный, я как бы невзначай оказался рядом с креслом Бисмарка, с осторожностью потягивавшего бренди. Немец заметил меня, нахмурился, и говорит:

— Никак не могу понять вас, капитан. Вы меня интригуете. Но не сомневаюсь, что у меня еще будет случай заняться этим. Что ж, надеюсь, вас не разочаровало сегодняшнее представление?

— Могло быть и лучше, — говорю я, усмехаясь.

— Но даже так, ваш план сработал. Примите мои поздравления, — он потрогал разбитые губы и багровый нос. — Придет день, и я напомню вам про ваше обещание и покажу, что такое дуэль на шлагерах. Посмотрим, много ли удовольствия получите вы от нашего национального спорта.

— Полагаю, больше, чем вы от нашего, — рассмеялся я.

— Надеюсь, что так, — говорит он. — Только я не очень уверен.

— Отправляйтесь вы к черту! — говорю ему я.

Он отвернулся, и процедил сквозь зубы:

— Только после вас.

III

Одна из трудностей, с которой сталкиваешься, когда пишешь мемуары, состоит в том, что события в них не развиваются плавно, как в романе или пьесе. Я уже описал свою встречу с Розанной Джеймс и Отто, но до того момента, как в конце года мне попалось на глаза объявление в «Таймс» о ее разводе с капитаном Джеймсом, я, на протяжении нескольких месяцев, не слышал о ней ни слова. Что же до Бисмарка, то до очередной радости лицезреть его физиономию прошли годы, впрочем, можно сказать, и пролетели.

Здесь придется пропустить несколько месяцев до моей новой встречи с Розанной, которая состоялась благодаря присущей мне долгой памяти и неодолимому желанию платить по старым счетам. В гроссбухе Флэши она проходила по графе «должники», и едва появился шанс сквитаться с ней, я тут же за него ухватился.

Случилось это следующим летом. Я все еще был в Лондоне, по официальной версии дожидаясь, пока дядя Биндли из Конной гвардии подыщет мне какое-нибудь местечко, а на деле слоняясь по городу и ведя развеселую жизнь. Она не была такой веселой, как прежде, поскольку хотя я все еще считался чем-то вроде идола в военных кругах, блеск моей персоны начал потихоньку меркнуть. Вчерашние герои быстро выходят из моды, и хотя мы с Элспет не испытывали недостатка в приглашениях в течение этого сезона, мне начало казаться, что принимают нас уже не так радушно, как раньше. Я уже не владел безраздельно вниманием присутствующих, кое-кто начинал морщиться, если мне доводилось упоминать про Афганистан, а на одной ассамблее до меня донеслись слова какого-то малого: ему-де уже настолько знаком каждый проклятый камень в форте Пайпера, что он мог бы водить экскурсии по этим развалинам.

Это я просто к слову, но в том одна из причин, почему жизнь в последующие месяцы казалась мне все более однообразной, и почему я с такой готовностью ввязался в представившуюся при первой возможности авантюру.

Уже точно и не помню, что именно привело меня тем майским вечером в один из театров на Хаймаркете: то ли это была актриса, то ли акробатка, за которой я тогда ухлестывал. Да, наверное, она. Как бы то ни было, я болтался во время репетиции среди гентов и мунеров и заметил женщину, упражняющуюся в танцах на другом конце сцены. [XV*] Мое внимание привлекла ее фигура, поскольку на ней был обтягивающий костюм, который носят балерины; пока я восхищался ее ножками, она повернулась в профиль, и, к своему изумлению, я узнал Розанну.