Махнув «глоком», Ник отогнал плачущего парнишку от мопеда, отвязал и швырнул ему тючок с вещами — мальчик теперь уже ревел в голос — и уехал, нисколько не испытывая вины. Отец с семьей вернутся за парнем, даже если его придется привязать к крыше рядом с остальными пожитками.

Наверное.

Примитивный дисплей показывал, что мопед недавно заряжали и энергии хватит на двести миль. Ник дал задание своему телефону — проложить спокойный маршрут по велосипедным дорожкам до Эхо-парка и получил ответ, что на дорогу уйдет пять с половиной часов. Но Ник знал, что если придется уклоняться от боевиков и бегущих штатских, то потребуются все одиннадцать.

У него не было времени на эту хренотень. Теперь он понимал, что должен был вытащить свой «глок» еще в самолете и заставить труса-летчика приземлиться на каком-нибудь гражданском аэродроме поближе к нужному месту — или, например, на поле для гольфа «Бруксайд» в Пасадене.

Проклиная себя за глупость, Ник уселся на карликовый мопед и сразу же выжал из него максимальную скорость — тридцать миль в час. Электрический мотор мопеда лишь слегка гудел, и казалось, что двухколесная машина едет еще медленнее.

Когда Ник покинул пустое и темное поле аэропорта, то подумал, что весь Лос-Анджелес горит: запад, северо-запад, юго-запад. Десятки вертолетов, принадлежавших военным и телевизионщикам, порхали на фоне оранжевого сияния, точно летучие мыши, слетевшие с охваченной пожаром колокольни. Где-то возле Чино древние бомбардировщики поддержки наземных сил А10 — из состава сил Национальной гвардии — заходили на бомбометание. Через много секунд после крохотных вспышек доносились звуки далеких взрывов.

В первые три часа, пока Ник кружным путем катил на запад, к городу, в него никто не стрелял. В бейсбольной шапочке, натянутой по самые уши, определить его этническую принадлежность, да еще в темноте, было непросто. И потом, что-то в облике взрослого мужчины на подростковом электромопеде — может, колени, торчащие выше руля? — говорило о его полной безобидности.

Хотя уже перевалило за полночь, дороги и улицы были забиты бегущими из города людьми. Ник понял, что наблюдает окончание исхода сотен тысяч латинов из Лос-Анджелеса — в основном из восточной его части. Бежали и те, кто жил здесь многие десятилетия, и орды новых иммигрантов, нахлынувших на север с победной волной реконкисты. Ник лишь мельком видел остатки отрядов Нуэво-Мексико: стайки побитых «хаммеров», продирающихся в ночи сквозь толпы штатских, редкие вертолеты, с ревом пролетающие прямо над дорогой. Бегство их выглядело таким же паническим и дезорганизованным, как и бегство штатских на юг и юго-восток.

Ник дал задание навигатору в телефоне, давным-давно прозванному «Бетти»: постоянно уточнять маршрут, чтобы не оказаться на пути беженцев. Сексуальный голос Бетти шептал у него в наушниках, направлял в проулки Клермонта и Глендоры, на пустые велосипедные дорожки Монровии и Аркадии (взрывы и бои, судя по всему, происходили южнее), по безлюдному кампусу и футбольным полям Ситрус-колледжа. На дорожках мопед чувствовал себя лучше, чем на улицах.

Звезды на небе позади Ника начали меркнуть, растворяясь в наступающей с востока заре, птицы, как обычно, защебетали перед рассветом. Между тем Ник так и не увидел ни одного военного из числа англосаксов — только их самолеты. Проезжая Глен-Эйвен и южное Онтарио, Ник часто видел перестрелки в долине к югу от этих мест. Ему было ясно, что здесь дерутся военизированные отряды Арийского братства, мотоциклетные шайки, вьетнамские и китайские банды из западных и северных районов, малхолландские наемники в бронированных джипах и тысячи мародеров с юга Центрального Лос-Анджелеса, чьи родители и деды сорока годами ранее, видно, неплохо повеселились на углу Флоренс и Норманди. Леонард поведал дочери эту историю когда-тошних беспорядков, а Дара, которая назвала ту вспышку насилия «началом новой эры», пересказала ее Нику.