Еще он заказал набэяки-удон, но без яйца-пашот. И сакэ.
Когда стюардесса повернулась к Нику и поклонилась с безмолвным вопросом — не передумал ли он и не закажет ли чего-нибудь? — Ник сказал:
— Да. Мне тоже сакэ.
Женщина ушла, и Сато спросил:
— Вам не нужна медицинская помощь, Боттом-сан? У одного из членов экипажа есть военно-медицинская подготовка, необходимое оборудование и лекарства.
Ник снова покачал головой.
— Всего несколько царапин, и ребра повреждены. Мне их перевязали.
Несколько минут они летели молча. Два двигателя были такими тихими, что в салон почти не проникало шума. Единственным признаком их работы была слабая вибрация, передававшаяся на пол и ручки кожаного кресла. Ник почти задремал, когда раздался голос Сато:
— Вы не нашли своего сына, Боттом-сан?
— Нет, не нашел.
— И нет никаких сведений о том, где он?
Ник пожал плечами.
— Что вы здесь делаете, Сато? Ведь вы до завтрашнего дня должны были оставаться в Вашингтоне, с мистером Накамурой.
Шеф службы безопасности — или профессиональный убийца? — проворчал:
— Накамура-сама возвращается в Денвер завтра. Но сегодня у компании открылся рейс в аэропорт Джона Уэйна, и он предложил мне вылететь сюда, чтобы вы гарантированно попали на самолет.
— А если бы я не появился? — спросил Ник. Он ясно понимал, что никто не обыскивал его и что на его левом бедре висит полностью заряженный «глок».
Сато неловко пожал плечами.
— Я бы связался с властями и стал выяснять вашу судьбу, Боттом-сан. Начал бы с помощника шефа полиции Амброуза, которого вы упоминали в Денвере. Или как там вы сказали на аэродроме — шефа Амброуза?
— Получил повышение, — объяснил Ник. Даже разговор причинял боль, хотя ребра ему плотно перевязали. — У прежнего шефа случился инфаркт на третий день беспорядков и боев в Лос-Анджелесе. Дейл получил временное боевое повышение.
— Но ваш друг из Калифорнийской дорожной полиции не помог вам в поисках сына?
И снова Ник отрицательно покачал головой. Три хорошенькие стюардессы принесли еду восхитительного вида. Ник не понимал толком, почему ничего не заказал: он не ел уже больше десяти часов, а в денверском аэропорту они приземлятся после полуночи по местному времени. Даже вечерний кафетерий в кондоминиуме закроется ко времени его приезда.
При виде расставленной перед Сато еды у Ника начала выделяться слюна, а от запаха набэяки-удона заурчало в животе. Он глотнул сакэ, с трудом поднялся и спросил:
— Где здесь туалет?
В перегородке между салоном и кабиной пилотов было две двери. Стюардессы входили через правую. Сато показал на левую.
Несколько минут спустя Ник стоял перед широким зеркалом. Туалет был втрое больше ванной в его боксе, здесь имелись ванна и душ. Человек, смотревший на Ника из зеркала, контрастировал с изнеженной роскошью этого места. Рубашка его была порвана и окровавлена, а рыжевато-коричневая куртка и брюки залеплены грязью. Под рваной левой брючиной виднелись окровавленные бинты. На скуле и правом виске появились новые царапины. В казармах калифорнийской дорожной полиции Нику наложили девять швов на правую щеку, так что он слегка походил на Франкенштейна. Там же его отскребли и отмыли, пусть и не совсем до конца. Теперь Ник еще раз тщательно помылся и вытерся мягким ручным полотенцем — осторожно, словно не хотел оставлять на нем крови и грязи.
Ник вытащил «глок» из левосторонней кобуры, убедился, что пистолет снят с предохранителя и в патроннике есть патрон, потом сунул увесистое оружие обратно. Если Омура-сама не ошибался — а Ник верил ему, — то Сато провожал его домой, чтобы там привести в исполнение смертный приговор, причем безотлагательно: завтра днем или вечером, когда Накамура вернется на свою горную виллу в Денвере. |