Мы пересекли глубокое ущелье и Шер-Хан указал мне на небольшую кучку пальм и кустарника, возле которых был разбиты палатки. Батарея пушек слева от меня выстрелила по невидимому врагу на холмах… Врагу… Боже мой, да ведь это же моя армия! А вокруг островка палаток показалось множество всадников. С удивлением я узнал среди них длинные красные плащи королевских гвардейцев Джханси, но в остальном теперь это были лишь жалкие призраки тех молодцов-пуштунов, которых я помнил — мундиры грязные и рваные, а лошади — измученные и плохо взнузданные. Мы проехали мимо них к палаткам, перед самой большой из которых был разостлан ковер; здесь также стояли гвардейцы и волновалась пестрая толпа черномазых — военных и штатских, а затем Шер-Хан стянул меня с седла и подтолкнул вперед, крикнув:

— Он здесь, ваше высочество, как вы и приказывали!

Рани стояла у входа в палатку, одна — а может быть, я просто не запомнил остальных. Прихлебывала из чашечки шербет, она оглянулась посмотреть на меня. И тут, хотите верьте, хотите — нет, я вдруг понял, каким омерзительным пугалом выгляжу, в своих грязных лохмотьях и со свалявшимися волосами. Принцесса же была в белых бриджах для верховой езды, кольчуге поверх шелковой рубашки и белом плаще; голову ее покрывал шлем полированной стали, как у римских воинов, обмотанный белым шарфом, концы которого были завязаны у нее под подбородком. Помню, она выглядела чертовски элегантно и даже если под этими большими глазами на прекрасном смуглом лице были заметны темные тени, все равно — от одного ее вида захватывало дух. Рани окинула меня взглядом и резко бросила Шер-Хану:

— Что вы с ним сделали?

Он что-то пробормотал, но она лишь нетерпеливо покачала головой и сказала, что это не оправдание. Потом рани снова задумчиво посмотрела на меня, а я все ждал, недоумевая, что же, черт возьми, за этим последует, и смутно понимая, что канонада все усиливается. Наконец она просто сказала:

— Твои друзья вон там, — и показала на холмы. — Можешь отправиться к ним, если хочешь.

Это было все и, клянусь моей жизнью, я просто не мог придумать, что ответить. Полагаю, я все еще был слишком смущен и поражен всем случившимся — иначе я бы обязательно заметил, что между мной и моими друзьями еще пылает поле сражения. Но все происходящее казалось столь нереальным, что единственным словом, которое мне наконец удалось прохрипеть, было: «Почему?»

Она пожала плечами, потом вздернула подбородок и, подхватив рукой полы плаща, быстро ответила:

— Потому что все кончено и это — последнее, что я могу для вас сделать, полковник. — Я уже и не помнил, когда она называла меня так в последний раз. — Неужели этого недостаточно? К завтрашнему дню ваша армия будет в Гвалиоре. Это конец.

И в этот момент я услышал крики у нас за спиной, однако не обратил на них никакого внимания, даже когда незнакомый человек подбежал, зовя ее и она что-то ответила ему. Я лихорадочно рылся в своей памяти, и вы поймете, насколько я был не в себе, если я скажу, что вдруг выпалил:

— Но ты говорила, что я буду твоим выкупом — не так ли?

Принцесса удивленно посмотрела на меня, а потом сказала Шер-Хану:

— Дай лошадь полковнику-сагибу.

Она уже отворачивалась, когда я вновь обрел дар речи:

— Но… но ты! Лакшмибай! Я не понимаю… что ты собираешься делать? — Она не ответила, и я, словно со стороны, услышал свой голос, хриплый и жесткий: — Еще есть время! Я имею в виду — если ты… если ты думаешь, что все кончено — ну что ж, ты знаешь, что они не собираются вешать тебя! Помнишь, лорд Каннинг обещал… и — и генерал Роуз! — Шер-Хан что-то пробурчал, дернув меня за локоть, но я просто оттолкнул его.