Она плакала, — без рыданий, только слезы текли по щекам. Она с трудом дошла до стула у зеркала, села и посмотрела на свое отражение. Я продолжал изрыгать проклятия, обзывая ее всеми именами, какие только мог приплести, но Джуди, не обращая на меня внимания, взяла заячью лапку и принялась припудривать страшный кровоподтек на лице. Она не проронила ни слова.

— Ну и ладно, будь ты проклята! — отрезал я и захлопнул за собой дверь комнаты. Меня трясло от ярости и боли в губе, которая сильно кровоточила, напоминая, что Джуди сторицей отплатила мне за удар. Но и ей кое-что перепало в свой черед, если уж на то пошло: не скоро забудет Гарри Флэшмена.

III

Одиннадцатый легкий драгунский к этому времени только-только вернулся из Индии, где нес службу со времен, когда меня еще на свете не было. Это был боевой полк и наверняка являлся, — я говорю это не из чувства полковой гордости, которой я никогда не имел, а только ради констатации факта — самой лучшей конной частью Англии, если не всего мира. И все же офицеры растекались из него, словно вода сквозь пальцы. Причиной был Джеймс Браднелл, граф Кардиган.

Вы, разумеется, наслышаны о нем. Скандалы в полку, атака Легкой бригады, тщеславие, тупость и чудачества этого человека вошли в историю. Как большая часть вошедших в историю фактов, они основываются на истине. Но я знал Кардигана, наверное, как никто другой из офицеров, и считал его веселым, пугающим, мстительным, очаровательным и невероятно опасным человеком. Нет сомнений, что он был дураком от Бога, но не стоит винить его в поражении при Балаклаве — в нем повинны Раглан и Эйри. А еще он был заносчив, как никто другой, и безгранично уверен в своей непогрешимости, даже когда его пустоголовость стала очевидной для всех. Такой у него был пунктик, ключ к его характеру: ни при каких обстоятельствах он не может оказаться неправ.

Говорят, что Кардиган был хотя бы отважен. Ерунда. Он был просто глуп, так глуп, что не способен был бояться. Страх — это эмоция, а все его эмоции умещались между животом и коленями, не достигая рассудка, и ему этого вполне хватало.

При этом всем его ни в коем случае нельзя назвать плохим солдатом. Кое-что из того, что считается недостатком для обычного человека, для военного является достоинством: например, тупость, самоуверенность, узколобость. Все три эти черты пышно расцветали в Кардигане, дополняясь мелочностью и аккуратностью. Он был перфекционистом, и кавалерийский устав заменял ему Библию. Все, что заключалось под обложкой этой книжицы, он исполнял или стремился исполнить с невероятным старанием, и помоги Господь тому, кто осмелится встать у него на пути к этой цели. Из Кардигана вышел бы первоклассный строевой сержант — только человек, способный погрузиться в такие непостижимые глубины глупости, мог повести шесть полков в долину Балаклавы.

То, что я уделил здесь определенное место этому человеку, происходит по причине того, что ему довелось сыграть немалую роль в карьере Гарри Флэшмена, и впредь главной моей целью будет показать, как Флэшмен из книги «Школьные годы Тома Брауна» превратился в прославленного Флэшмена, которому отведены четыре дюйма в справочнике «Кто есть кто?», и с годами становился значительно большей сволочью, чем в начале. Должен сказать, что он стал мне хорошим другом, хотя никогда не понимал меня, что, конечно, неудивительно. Я предпринимал все меры, чтобы этого не случилось.

К моменту встречи с ним в Кентербери я немало времени посвятил размышлениям над тем, как мне вести себя в армии. Укоренившееся во мне стремление к приятным и не всегда безобидным развлечениям, мои современники, — вознося хвалу Господу по воскресеньям и строя козни своим братьям во Христе в остальные дни недели, — благочестиво называли не иначе, как греховным.