Дункан долго молчал, и Фиби, потянувшись приласкать его, почувствовала слезы на его лице. И тогда она поняла, что настала пора раскрыть свой секрет.

- Ну хорошо, - сказала она. - Тогда я тебе кое-что расскажу. У меня будет ребенок.

Он одним единственным движением приподнял ее, вспомнив, очевидно, о последствиях бурной любви. Фиби увидела его лицо в лунном свете, льющемся через иллюминатор над головой, и поняла, что он тоже отчетливо видит ее. Она чувствовала, как его взгляд проникает в самые глубокие, потайные части ее души, и это ощущение было не совеем приятным.

- Что ты сказала?

- Кажется, вы правильно поняли с первого раза, мистер Рурк, - прошептала Фиби. Она была уже не так уверена в его реакции, чем мгновением раньше, и немного боялась, что теперь он не захочет ее, не признает их ребенка. - Ты станешь отцом, вероятно, где - то в марте.

- Боже мой! - выдохнул он, и Фиби захотелось, чтобы он выказал какие-нибудь другие чувства, кроме удивления: радость или печаль, ярость или сожаление. Хоть что-нибудь.

- Старуха говорит, что ребенок будет мальчиком. Она уже окрестила его Джоном Александром Рурком в честь твоего отца, конечно, и Алекса.

Мучительно долгое мгновение Дункан просто смотрел ей в глаза. Затем, когда она уже почти отчаялась, привлек к себе, словно опасаясь, что кто-то попытается вырвать ее из его рук.

- Старуха, как всегда, - прошептал он на ухо Фиби, - знает о моем ребенке прежде меня! Боже мой, Фиби, почему ты не сказала раньше?

- Всему свое время, - поддразнила она. Он засмеялся, и этот звук был лучше всякой музыки, лучше любых хороших новостей.

- Ребенок! - повторил Дункан. Но, когда он прижимал Фиби к себе, его радость как будто померкла. - Каким человеком станет наш сын, - спросил он, - если его отец - преступник?

- Дункан, его отец не будет преступником, - заметила Фиби, прижимаясь к мужу и крепко обнимая его. - Он будет героем человеком, благодаря которому его сын вырастет в свободной стране.

Дункан запустил пальцы правой руки ей в волосы, точно так же, как раньше со страстью, хотя на этот раз причина была иной. Медленно, каждые несколько секунд останавливаясь, чтобы не потерять самообладания, он рассказал ей, что его отец и брат отказались бежать с ним, что они предпочли идти на риск оказаться на виселице, что он видел призрак смерти в глазах Джона Рурка и понял, что отец скоро умрет.

Фиби слушала его ведь она сама вела Дункана к откровенности через чувственное омовение, бездумные слова, любовь и нежность. Теперь она просто слушала его и обнимала, пока он рассказывал ей то, что одновременно было и важным, и тривиальным. Пока он говорил, она взяла его руку и положила на свой обнаженный живот, напоминая о крошечном живом существе, растущем под его ладонью.

ГЛАВА 15

Близость, которой Фиби и Дункан наслаждались в эту ночь, длилась недолго. Еще до восхода солнца Дункан встал с постели, умылся и бесшумно оделся в медленно отступающей тьме последнего предрассветного часа. Фиби, чувствуя его замкнутость, поскольку знала его душу почти так же хорошо, как свою собственную, делала вид, что спит.

Когда он ушел, не поцеловав ее в лоб, как делал всегда, и, не прошептав слова прощания, она заплакала. Ночью Дункан открыл ей свою душу, но сейчас снова замкнулся в тревогах, и Фиби понимала, что он страдает под бременем проклятья. Его отец и брат были в плену у власти, против которой он боролся, и дом, в который он мечтал вернуться, попал в руки врагов. Его отчаяние было непереносимым, и, каким бы сильным человеком он ни был, Фиби не была уверена, что он выдержит удар. У всех людей, даже у таких незаурядных, как Дункан, есть предел сил.

Фиби ждала, то, погружаясь в неглубокий сон, полный кошмаров, то, выплывая из него, пока солнце не залило каюту золотистым светом. Тогда она встала, умылась, достала свежую одежду из сундука в ногах, кровати и оделась.