Фиби почувствовала, что ее сейчас стошнит. Ее ноги ослабели, и она опустилась на скамью рядом со столом, который чистила. В ее голове вертелись ужасные картины: человек, привязанный к позорному столбу и избитый до полусмерти.

- Сержант? - слабо спросила она и со стоном опустила голову на сложенные руки, когда мистрисс Белл кивнула.

Хозяйка таверны нежно положила руку на плечо Фиби в знак грубоватого сочувствия.

- Меня нанимали как шлюху? - спросила Фиби, глядя на обветренное, озабоченное лицо мистрисс Белл. - Поэтому-то Лоуренс так свободно приставал ко мне? Все это случилось потому, что до меня вовремя не дошло, что входит в мои обязанности?

Пожилая женщина покачала головой, и загрубевшая кожа на ее скулах едва заметно покраснела.

- Нет, милочка, ты не обязана делить кровать ни с одним мужчиной, пока сама этого не пожелаешь. Я уже говорила тебе, Лоуренс трус и негодяй, и, кстати, в Континентальной Армии найдется немало таких же, как он. Он не скоро тебя забудет, а тем более сержанта из числа его подчиненных, за то что его выставили на посмешище.

- Могу ли я что-нибудь сделать - пожаловаться кому-нибудь?

- Если ты не хочешь, чтобы этому бедняге пришлось еще хуже, лучше держись от этого дела подальше, и пусть все идет само собой.

- Но если достойного человека собираются высечь из-за меня...

- Ты ничем не можешь ему помочь, - прервала ее мистрисс Белл. - Заканчивай с этим столом, мисс, и отправляйся спать. Ты глаза закрыть не успеешь, как наступит утро.

Жалея, что рядом нет Дункана и мудрых, успокаивающих советов Старухи, Фиби закончила работу и, неся свечу, которую дала ей мистрисс Белл, поднялась по узкой крутой лестнице в свою комнату. Там, раздевшись до нижних юбок, сполоснув лицо холодной водой из кувшина на умывальнике, она повалилась на кровать и заплакала.

Утро, как и предсказывала хозяйка, наступило слишком быстро, и Фиби умылась, оделась и поспешила наружу, в вонючую уборную позади таверны. Она вымыла руки в тазу около задней двери, пользуясь твердым желтым мылом, которое не давало пены, и направилась на кухню.

- Он едва не помер от порки, которую получил из-за тебя, этот Джессеп Биллингтон, - сказала ей рыжеволосая женщина, которая была бы красивой, если бы не оспины, покрывавшие одну ее щеку.

- Лучше помолчи, Элли Райан. Фиби не виновата, что майор Лоуренс свинья, - вступилась за нее Молли с пылом, которого трудно было ожидать от существа, с виду такого хрупкого и кроткого. - Если хочешь знать, именно он заслужил, чтобы с него спустили шкуру.

Фиби сложила руки примиряющим жестом. Не ее вина, что бедняга Биллингтон попал в беду, и уж конечно она не хотела становиться причиной ссоры между Молли и рыжей.

- Пожалуйста, не ссорьтесь, - сказала она, зажмурив глаза, потому что в висках неожиданно вспыхнула ужасная боль. - Сержанту это не поможет, верно?

Через полчаса, когда Фиби подносила двум торговцам завтрак, состоящий из колбасы и пива, ее худшие опасения подтвердились. Сержанта Биллингтона выставили у столба на городской площади и крепко наказали за неподчинение. Как рассказывал один лавочник другому, Лоуренс лично работал хлыстом, и крови было очень много. Изувеченного бедолагу унесли в заднюю комнату кузницы, и все это произошло из-за какой-то девки, прислуживающей в этой самой таверне. «Ну и кого это волнует?» - решили они наконец. Разве сержант не англичанин, и разве эти подонки не разорили многих купцов налогами и войной? Что делать честному человеку, чтобы в эти трудные времена у него был обед на столе? Им оставляют жалкие крохи, которых едва хватает на еду. Фиби, словно она была невидимкой, совершенно не замечали: она была всего лишь прислугой, чем-то вроде скамеечки для ног или преданной собаки. Она подозревала, что даже если бы лавочники знали, что она и есть та самая девка, из-за которой высекли британского солдата, они бы, вероятно, все равно не обратили на нее никакого внимания.