- Сними одежду, Дункан, - тихо потребовала Фиби. - Я хочу видеть тебя так же ясно, как ты видишь меня.

Он повиновался, скинул ботфорты, затем стащил рубашку через голову и отшвырнул ее в сторону и, наконец, снял бриджи. Он был высоким и крепким, как мачта корабля, и его вид наполнил Фиби распутными желаниями и храбростью.

- Боже мой! - прошептала она. - Ты такой красивый, как статуя, изваянная для прославления бога любви.

Дункан легко опустился на колени.

- Это тебя, - сказал он хриплым шепотом, - нужно боготворить, ублажать и почитать. - Он гладил ее бедра, вызывая в них почти ощутимую дрожь, и, наконец, раздвинул шелковистую дельту, готовясь покорить ее. - Я полностью овладею тобой, Фиби Рурк, и на этот раз не стану заглушать твои крики. Я хочу, чтобы весь остров, весь мир знал, что ты моя и что я ублажаю тебя в нашей спальне.

Фиби откинула голову и восторженно вскрикнула, когда он поцеловал пульсирующий бугорок, медленно и алчно касаясь его губами. По ее жаркому, податливому телу волнами пробежала дрожь, и ей казалось, что она вот-вот расплавится и растечется по полу, словно горячий воск, если бы Дункан, охватив ладонями ее ягодицы, не прижал ее еще теснее к своему рту.

Фиби выкрикнула его имя и обхватила руками его голову, требуя еще. Ее груди налились, словно переполнялись растущим наслаждением, и она знала, что гости на свадьбе все слышат и понимают, что их хозяин берет свою невесту, но это ее не волновало. Ее не волновало ничего, кроме наслаждения, которое она доставляет Дункану, а он ей. Она металась, крича, как дикая кошка. Дункан прижал ее спиной к стене и вскинул ее дрожащие ноги себе на плечи. Он наслаждался ею с неутолимым голодом, буквально терзая ее, и она умоляла, обещала и, всхлипывая, судорожно отдавала себя его языку и губам. Дункан, верный своему обещанию, не пытался утихомирить ее. Пока гости пировали на пляже среди костров, скрипок и кувшинов крепкого местного вина, брак Дункана и Фиби должным образом совершился к взаимному удовлетворению обеих сторон.

На следующее утро Дункану принесли письмо, доставленное по той же запутанной цепочке моряков, хозяев таверн и туземцев. В это время Дункан уже встал, оделся и пил кофе на террасе рядом с комнатой, где спала Фиби, в открытых дверях террасы появилась Старуха, и, судя по ее хитрой самодовольной улыбке, можно было решить, что она не только организовала этот брак, но и создала всю вселенную. Без единого слова она вручила Дункану потрепанный, грязный конверт и удалилась.

Дункан сразу же узнал почтовую бумагу, которой пользовалась его сестра Филиппа, хотя ее имя не было написано на конверте. Имя адресата было, как всегда, зашифровано: письмо сперва посылали в таверну «Аполлон» в Бостоне, где доверенный человек ждал подобных посланий и отправлял их дальше имеющимися под рукой средствами.

Дункан колебался, боясь читать письмо сестры. Он был близок с Филиппой и Лукасом, своим братом, несмотря на известные политические разногласия, но переписываться им было очень трудно, особенно во время войны. Ради пустяков посылать письмо не станут.

- Что это? - спросила Фиби из-за его спины, положив руки ему на плечи. Она уже во второй раз подобным образом заставала его врасплох, и он встревожился, потому что не слышал ее приближения.

Дункан ножом разрезал конверт и вытащил сложенные листки.

- Письмо от моей сестры, - объяснил он. Даже пылкое приветствие Филиппы не рассеяло его страхов. Интуиция не подвела его, обнаружил он, читая аккуратные строчки, украшенные завитушками, новости были нехорошими.

Фиби сидела напротив него за маленьким столиком, и ее волосы ярко блестели под солнцем. Она была одета в одну из рубашек Дункана, и ее щеки пылали теплым абрикосовым румянцем. Она молча ждала, когда Дункан заговорит.

- Я должен ехать в Чарльстон, - объявил он, наконец.