– Губернатор передал, что он готов на почетную сдачу, – сказал барон Дюкасу. – Я прошу вас сделать вот что...

Дюкас подумал: «Сейчас он предложит мне вести переговоры».

– Я только что получил известие от нашего офицера, оставленного в форте Бокачико, – продолжал Пуэнти. – Он сообщает, что вдоль лагуны в тыл нам движется испанский полк в тысячу двести солдат. Вам с флибустьерами надлежит задержать их.

Бредя в надвигавшихся сумерках по заболоченному берегу лагуны навстречу испанцам, Дюкас вслушивался в реплики, которыми обменивались в сердцах вольные добытчики:

– Нас погнали прочь, а сами кинулись в город...

– Кому достанется добыча? Господам офицерам короля.

– Нас проведут как пить дать!

Они шагали, увязая местами по щиколотку и с трудом вытягивая сапоги из грязи. Прошел час, потом другой. Где же испанцы? Их не было ни у лагуны, ни в прибрежном лесу. Вся эта история начинала принимать подозрительный оборот.

Дюкас возвратился в Ихимани и доложил обо всем Пуэнти.

– Хорошо, – сказал барон. – Пусть ваши люди возвращаются в лагерь и отдыхают.

Флибустьеры метали громы и молнии. Дюкасу удалось успокоить их лишь сообщением, что Пуэнти поручил ему лично вести наутро переговоры с губернатором о сдаче Картахены.

– Я вас никогда не обманывал и не обману на сей раз, – добавил он.

Да, они доверяли ему. К вечеру 3 мая Дюкас возвратился из Картахены с готовым соглашением. Оно было собственноручно подписано губернатором, что, кстати, умели делать далеко не все благородные господа того времени; затейливый росчерк тянулся за его именем – граф Уньес де Лас Риос.

Условия были следующие.

Губернатор мог покинуть крепость со всеми солдатами и офицерами при оружии, с развернутыми знаменами и под барабан, забрав с собой четыре орудия.

Вся денежная наличность доставалась барону де Пуэнти в качестве главнокомандующего войсками французского короля. Движимое и недвижимое имущество всех отсутствующих или покинувших крепость также становилось собственностью барона де Пуэнти. Жители, пожелавшие остаться в Картахене, сохраняли свое имущество и привилегии – кроме денег, которые надлежало сдать, – и отныне считались подданными короля Франции.

Церкви и монастыри оставались в неприкосновенности.

Испанский губернатор долго воевал за этот последний пункт. Дюкас опасался, что он вызовет кислую гримасу у барона, но тот, внимательно выслушав зачитанный ему вслух документ, согласно кивнул.

Как жаль, что в Картахене 6 мая не оказалось художника, чтобы запечатлеть выход испанцев из крепости! Военный парад являл нелепую в своей торжественности церемонию, одинаково триумфальную как для победителей, так и для побежденных.

Пуэнти, все еще страдавший от раны, велел взгромоздить себя вместе с креслом на коня. По его приказу французские войска выстроились по обе стороны двумя шеренгами лицом друг к другу. Флибустьеров вызвали из лагеря, для того чтобы усилить впечатление.

Из уважения к дамам испанское шествие открыли супруги офицеров в сопровождении детей и рабынь. Элегантно одетые гарнизонные красавицы плыли под зонтиками, которые держали над ними негритянки, – время еще только перевалило за полдень и дождь не капал, но зонтик был символом их общественного положения. Торжественность момента не мешала им стрелять глазами в сторону бравых победителей. Они еще не знали, что Пуэнти разместил при выходе на дорогу заставы с наказом обыскивать всех без исключения. Барон, превозмогая боль от неудобного сидения в кресле верхом, подкручивал усики, обозревая чернооких испанок.