Она вспомнила Натали, ее чистый уверенный голос по телефону, — девушка, привыкшая к тому, чтобы ее слушали. А он даже не потрудился перезвонить ей.
— Пожалуй, Нелл Гвин была бы ему подходящей подружкой, — сказала Сайан.
Фиона хихикнула:
— А разве тогда не приравнивалось к государственной измене посягательство на Нелл Гвин?
— С его-то везением, — заметила Сайан, — ему и это сошло бы с рук.
Джордж поднялся по лестнице с нижнего этажа.
— Чай готов? — сразу спросил он.
— Поставь чайник на плиту, и скоро будет готов, — сказала Фиона. — Сайан пошла к себе наверх, а я ее не предупредила, что там был Барни, и знаешь, что случилось?
— Что? — спросил Джордж, открыв рот.
— Ничего, — вступила в разговор Сайан.
— Какое невезение, — хмыкнул Джордж. — Это вы для меня приготовили бутерброды?
— Нет, — сказала Сайан, — но можешь взять один, чтобы не умереть с голоду до чая.
Джордж взял два.
— Она меня совсем не кормит, представляешь, — пожаловался он.
— Да будешь ты прощен, — сказала Фиона, выуживая из холодильника колбасу, котлеты, ветчину и яйца.
Сайан взяла поднос и тихонько поднялась к себе. Она молча заглянула в складскую комнату. Барни сидел у окна, но не печатал и ничего не диктовал в микрофон. Он оперся подбородком на руку, и если думал сейчас о своей работе, то Сайан не хотела ему мешать. Если бы он нахмурился или посмотрел бы на нее пустыми глазами, она не сказала бы ни слова, просто ушла бы к себе и занялась своим чаем.
— Привет! — сказал Барни довольно дружелюбным тоном.
— Хочешь чашечку? — спросила Сайан.
— Спасибо. — Он встал и подошел к ней. — Можно считать, что меня пригласили войти?
— Формально — да, — сказала она, и он ступил в ее комнату, с грубых, корявых досок на другие — лакированные под светлый дуб. На ковре стоял ярко-алый ларь, который она использовала в качестве столика. Кроватью ей служил диван с черно-белыми подушками и красными круглыми валиками по бокам. Еще у нее была пара плетеных кресел с такими же подушками, как и те, что лежали на диване. Барни пододвинул одно из кресел, а Сайан села на диван. Она разлила чай, разложила бутерброды и спросила:
— Как идет работа?
— Пока не очень. Я только начал, когда случилась эта авария. Теперь мне надо снова поймать настроение. — Барни не торопясь огляделся, поднялся и пошел в угол, где она иногда лепила, просто для развлечения. Это была совсем не ее стезя, она могла только копировать чужие работы, но ей нравилось это — ощущение глины в руках было целебным и отрадным, успокаивающим. Она понимала, что у нее нет в этом деле никакого таланта. В художественной школе они не проходили лепку. Только когда Сайан обзавелась собственным домом, она купила немного глины и попыталась кое-что слепить. Потом она сминала свои работы и делала другие — это было все равно что чертить что-нибудь или разгадывать кроссворды.
— Не смотри туда, — сказала Сайан.
— Почему? А что это такое?
— Кошка. — На самом деле это могло быть что угодно. Оно было квадратным, сидящим, и у него было два острых ушка.
— Вы продаете их в салоне? — спросил Барни, и Сайан тут же зашлась смехом:
— Ты шутишь! Лэнгли не дотронулся бы до такого произведения даже длинной-предлинной палкой. Я их делаю просто так, для развлечения.
— И кого ты этим развлекаешь?
— Себя! Я же их делаю. |