— Это и есть Лэнгли, — сказала Сайан. — Барни просто пригласил меня на ужин. Это же не значит… — Она пожала плечами. — Я же не во вкусе Барни, правда ведь? Да и он тоже совсем не в моем вкусе, так что… В общем, он совсем не то, что Лэнгли, понимаешь?

Фиона мочалкой смыла с чашки мыльную пену и с энтузиазмом согласилась, что Барни действительно совсем не то, что Лэнгли.

— Мы с Джорджем обожаем Барни, — сказала она. — Мне кажется, он самый близкий друг Джорджа, но нельзя отрицать, что он совершенно неуправляемый. Лэнгли из тех мужчин, которые всегда выполняют обещания. А у Барни, я думаю, все просто: с глаз долой — из сердца вон.

Сайан показалась такой трогательной забота Фионы о ней, что она сказала:

— Я знаю, это прозвучит глупо, но с тех пор, как приехал Барни, Лэнгли начал обращать на меня внимание. Он тоже хорошо знает Барни, и если хочет уберечь меня от ошибки или разочарования, то это уже что-то, как по-твоему?

— Начало положено, — рассмеялась Фиона. — Я рада, что это оказался Лэнгли. Вы так друг другу подходите.

— Мне тоже так кажется, — сказала Сайан. — Надеюсь, что так оно и есть.

Они закончили мыть посуду и вместе вернулись в гостиную, где Барни с Джорджем спорили уже о политике. Сайан пожелала всем спокойной ночи и бегом поднялась в свою комнату, потому что было уже довольно поздно. В ней до сих пор не утихло радостное возбуждение, и, улыбнувшись неуклюжей квадратной фигурке из глины, стоявшей на полке, она сказала:

— Привет, мой маленький уродец.

Вдруг ей в голову пришла идея, которая в ее приподнятом настроении показалась ей чрезвычайно забавной. Она сняла свое красивое белое платье, вынула из пластикового мешка новый кусок глины и принялась лепить другую голову.

Она работала и напевала. Ей нравилось ощущение глины на руках, ее неподатливость в начале работы и то, как потом она становилась пластичной под ее пальцами. Ее пальцы, полностью покрытые глиной, казались ей чужими, и, когда Сайан наконец решила, что пора заканчивать, она внезапно поняла, что уже очень поздно. Шутки шутками, но тратить на них полночи было глупо. Однако получилось очень похоже на Барни. Фигурка вышла угловатой и несколько напоминающей неандертальца, но как только он ее увидит, то сразу же догадается, кто это. Сайан перетащила ее в комнату Барни и поставила на стол, потом взяла листок бумаги, шариковую ручку и написала: «Маленькое «спасибо» за вкусный вечер».

Конечно, Фиона с Джорджем уже давно были в постели и спали крепким сном, и, пробираясь на цыпочках в ванную, Сайан подумала о том, что она скажет, если они вдруг застанут ее здесь, в лифчике и трусах, с руками по локоть в засохшей глине, в половине третьего ночи.

Как и следовало ожидать, на следующее утро она проспала и почти бегом примчалась в салон, опоздав на десять минут. Почту уже кто-то забрал, Лэнгли и Барни были на кухне и завтракали. Сайан остановилась в дверях, тяжело дыша, и извинилась:

— Простите, я опоздала. Есть что-нибудь интересное? — Она села и посмотрела на почту, разложенную вокруг Лэнгли.

— Аукцион, — сказал он и протянул ей каталог. — И кое-кто хочет узнать, есть ли у нас статуэтка доктора Пал мера, отравителя, из стаффордширского фарфора.

— А у вас есть? — с интересом спросил Барни.

— Нет, — ответила Сайан. — Но у нас есть Робби Бернс и Дженни Линд. Интересно, не удовольствуются ли они кем-нибудь из этих двоих?

Лэнгли уже закончил завтракать, а Сайан есть не хотелось, так что, когда он поднялся, она тоже встала.