Изменить размер шрифта - +

Она хотела, чтобы Барни засмеялся, но он не смеялся. Он сказал:

— У тебя здесь хорошее освещение, в этой комнате можно было бы устроить студию.

— Что ж, прекрасно. Не думаю, правда, что кто-нибудь будет смотреть на мои творения открыв рот, но так и быть, я могу попробовать сделать еще чей-нибудь портрет. И спасибо тебе большое за великодушную поддержку.

Он повернулся и посмотрел на нее, и на этот раз не шутливо. Ей показалось, что она открыла какую-то темную дверь, которую уже не сможет закрыть никогда.

— Как только наберется с дюжину фигурок, — сказал Барни, — мы устроим твою выставку в салоне.

На фоне утонченных произведений, продававшихся у них в салоне, выставка уродцев, которых лепила Сайан, будет выглядеть дикой нелепостью, но он говорил так, будто это было дело решенное. С тех пор как позавчера Барни, хромая, вошел в салон, он успел организовать не только ее личную жизнь, но и профессиональную.

— Как только ты появляешься, события начинают развиваться слишком уж стремительно, — заметила она.

Он жизнерадостно заулыбался:

— А что происходило дальше, после того как я ушел утром?

— Он ведет меня сегодня вечером на ужин.

— Значит, слишком стремительно для тебя, да? Это же явно последствие нашего вчерашнего ужина в «Ройял».

— Речь же идет не о Лэнгли. Мы говорим о том, возможно ли вообще проводить у нас в салоне выставку таких поделок. Ведь у салона есть устоявшаяся репутация.

— Да, он славится «Денистонским утесом».

Сайан почувствовала себя уязвленной. Она и раньше подозревала, что Барни на самом деле был не в восторге от работ Лэнгли.

— «Денистонский утес» — прекрасная картина, — сказала она. — Все картины, которые пишет Лэнгли, прекрасны. Он на самом деле художник, а не просто ремесленник. Но тебе этого, видимо, не понять, а мне пора возвращаться на работу.

Она повернулась к двери, но Барни загородил ей дорогу, и, когда она протиснулась мимо него, сказал:

— Не пихайся, я еще нетвердо стою на ногах — могу упасть.

Сайан действительно немного его толкнула. Она воскликнула в нетерпении:

— Ты сам виноват, что я все время об этом забываю! Перестань говорить таким бодрым, здоровым голосом.

Кто-то постучался в дверь, и она крикнула:

— Войдите!

Это был Лэнгли, и Барни коротко бросил:

— Джентльмена видно по манерам, но в данном случае я не стал бы останавливаться, чтобы постучать.

Лэнгли слегка нахмурился, а Сайан рассердилась. Глупо было притворяться, что между ним и Лэнгли на самом деле возникло какое-то соперничество из-за нее.

— Я уже шла назад, — сказала она.

— Хорошо, — сказал Лэнгли. — У Эмили уже все готово. Что-нибудь серьезное?

— Пойди посмотри на это, — ответил Барни.

Они снова пошли в комнату Нелли, где на полу стояла глиняная голова Барни.

— Это Сайан сделала.

— Ты? Когда? — Первый вопрос относился к Барни, второй — к Сайан.

— Вчера вечером, по памяти, — сказала Сайан. — Это была шутка.

— Я тут как раз внушал ей, что ей нужно попробовать себя в этом, сделать еще несколько штук, — сказал Барни. — Их можно будет выставить в нашем салоне.

Она издала протестующий звук:

— О, ради бога, я не знаю…

— Я тоже не знаю, — пробормотал Лэнгли. — Это не совсем то, чего ожидают наши покупатели.

— Значит, это будет для них сюрприз, не так ли? — сказал Барни.

Быстрый переход