Она хотела, чтобы Барни засмеялся, но он не смеялся. Он сказал:
— У тебя здесь хорошее освещение, в этой комнате можно было бы устроить студию.
— Что ж, прекрасно. Не думаю, правда, что кто-нибудь будет смотреть на мои творения открыв рот, но так и быть, я могу попробовать сделать еще чей-нибудь портрет. И спасибо тебе большое за великодушную поддержку.
Он повернулся и посмотрел на нее, и на этот раз не шутливо. Ей показалось, что она открыла какую-то темную дверь, которую уже не сможет закрыть никогда.
— Как только наберется с дюжину фигурок, — сказал Барни, — мы устроим твою выставку в салоне.
На фоне утонченных произведений, продававшихся у них в салоне, выставка уродцев, которых лепила Сайан, будет выглядеть дикой нелепостью, но он говорил так, будто это было дело решенное. С тех пор как позавчера Барни, хромая, вошел в салон, он успел организовать не только ее личную жизнь, но и профессиональную.
— Как только ты появляешься, события начинают развиваться слишком уж стремительно, — заметила она.
Он жизнерадостно заулыбался:
— А что происходило дальше, после того как я ушел утром?
— Он ведет меня сегодня вечером на ужин.
— Значит, слишком стремительно для тебя, да? Это же явно последствие нашего вчерашнего ужина в «Ройял».
— Речь же идет не о Лэнгли. Мы говорим о том, возможно ли вообще проводить у нас в салоне выставку таких поделок. Ведь у салона есть устоявшаяся репутация.
— Да, он славится «Денистонским утесом».
Сайан почувствовала себя уязвленной. Она и раньше подозревала, что Барни на самом деле был не в восторге от работ Лэнгли.
— «Денистонский утес» — прекрасная картина, — сказала она. — Все картины, которые пишет Лэнгли, прекрасны. Он на самом деле художник, а не просто ремесленник. Но тебе этого, видимо, не понять, а мне пора возвращаться на работу.
Она повернулась к двери, но Барни загородил ей дорогу, и, когда она протиснулась мимо него, сказал:
— Не пихайся, я еще нетвердо стою на ногах — могу упасть.
Сайан действительно немного его толкнула. Она воскликнула в нетерпении:
— Ты сам виноват, что я все время об этом забываю! Перестань говорить таким бодрым, здоровым голосом.
Кто-то постучался в дверь, и она крикнула:
— Войдите!
Это был Лэнгли, и Барни коротко бросил:
— Джентльмена видно по манерам, но в данном случае я не стал бы останавливаться, чтобы постучать.
Лэнгли слегка нахмурился, а Сайан рассердилась. Глупо было притворяться, что между ним и Лэнгли на самом деле возникло какое-то соперничество из-за нее.
— Я уже шла назад, — сказала она.
— Хорошо, — сказал Лэнгли. — У Эмили уже все готово. Что-нибудь серьезное?
— Пойди посмотри на это, — ответил Барни.
Они снова пошли в комнату Нелли, где на полу стояла глиняная голова Барни.
— Это Сайан сделала.
— Ты? Когда? — Первый вопрос относился к Барни, второй — к Сайан.
— Вчера вечером, по памяти, — сказала Сайан. — Это была шутка.
— Я тут как раз внушал ей, что ей нужно попробовать себя в этом, сделать еще несколько штук, — сказал Барни. — Их можно будет выставить в нашем салоне.
Она издала протестующий звук:
— О, ради бога, я не знаю…
— Я тоже не знаю, — пробормотал Лэнгли. — Это не совсем то, чего ожидают наши покупатели.
— Значит, это будет для них сюрприз, не так ли? — сказал Барни. |