— Циничная, и к тому же ханжа, — торжественно, в тон ему, ответила она. — На этом и договоримся. А теперь я пойду сообщу семье, что им придется здесь терпеть тебя еще неизвестно сколько.

Лэнгли еще не вернулся. Эмили по-прежнему возилась на кухне, разрезая сандвичи на маленькие треугольники и строя из них пирамиду.

— Все в порядке, он никуда не едет, — сказала Сайан.

Эмили пришлось сесть, чтобы оправиться от потрясения.

— Какое облегчение, — произнесла она, — какое облегчение. Как тебе это удалось?

Сайан не стала приписывать себе чужие лавры:

— Я тут ни при чем, он решил не ехать еще до того, как я открыла рот.

Эмили все еще не могла прийти в себя, и Сайан приняла эстафету и продолжила вырезание треугольников. Хотел он этого или нет, но Барни Холлиз составлял большую часть жизни Эмили. Лэнгли был для нее благословением и утешением, а Барни был отщепенцем, паршивой овцой в семье, и за него у нее всегда болело сердце.

Пока Сайан укладывала кусочки на верх пирамиды, Эмили вспоминала всю свою жизнь с братьями Холлиз и, когда Сайан повернулась к ней от стола, закончила:

— Ты знаешь, может, это даже к лучшему, что случилась эта авария, а то Барни вообще забыл бы, что у него есть брат.

— Ну, остается надеяться, что теперь он не будет об этом забывать, — сказала Сайан, и Эмили усердно закивала в знак согласия.

— Куда отнести сандвичи? — спросила Сайан.

— В гостиную, — сказала Эмили. — Просто подумала, что они захотят перекусить и выпить чашку чаю перед дорогой.

Дверь в гостиную была открыта, и Сайан, направляясь туда из гостиной, услышала голос Натали: видимо, Барни уже сообщил ей новость, и Натали сказала довольно оптимистичным тоном:

— Во всяком случае, я не буду там волноваться из-за тебя. Слава богу, здесь нет ни одной девушки, на которую ты мог бы положить глаз.

Ее ясный, чистый актерский голос звучал очень отчетливо, так что, когда Сайан подошла к двери, Натали поняла, что Сайан ее слышала. Натали раскрыла рот, скорчила смешную гримаску, и Сайан засмеялась. Она не хотела дать им понять, как неловко себя чувствовала. Она поставила гору сандвичей на маленький круглый столик и сказала:

— Но ты еще не видела Нелли. Нелл — тайная страсть Барни.

Она сказала это в шутку, но лицо Натали сразу изменилось, и она повернулась к Барни, прищурив глаза:

— Кто это — Нелл?

— Местная легенда, — сказал он. — Здесь когда-то ночевала Нелл Гвин.

— Здесь?

— В деревне. Через дорогу.

Натали расхохоталась:

— Ты с ума сошел, — сказала она и протянула руку, чтобы взъерошить ему волосы.

— Пойду принесу чай, — сказала Сайан.

Лэнгли вернулся, как раз когда они наливали воду в чайник. Он не застал доктора Мюррея — тот был на вызове. Когда Эмили сказала, что Барни передумал, Лэнгли испытал — и это было видно — такое же облегчение, как она сама, когда ей сказала об этом Сайан.

Они все помахали Натали на прощанье, стоя на мостовой перед салоном. Прощание было коротким, но очень милым. Натали поблагодарила Эмили, сказала Лэнгли и Сайан, как она была рада с ними познакомиться, и посмотрела на Барни сияющими глазами, которые сказали о ее чувствах больше, чем слова.

Красная машина набрала скорость, Барни вернулся в салон и прошел оттуда в дом. Эмили пошла за ним. Сайан и Лэнгли задержались на мгновение, и Лэнгли сказал:

— Спасибо тебе, что убедила его остаться.

— Но это не я. Я же тебе сказала: он сам понял, что ему нельзя ехать.