— Значит, надо его срочно найти, — предложил Каменский. — Где он работает?

— Я позвоню Сергею утром, — произнесла я негромко. — Наверное, вы правы. С ним стоит поговорить.

— Ребята, — взмолилась Верка, — может, сменим тему? Дайте хоть вечер пожить без упоминания о маньяке. Сил больше нет о нем слушать. Катюха, — она обратилась ко мне, — покажи лучше свою зачетку. Хочу посмотреть на каракули несчастного Кривошеина.

Я усмехнулась, вспомнив любезную физиономию Германа Павловича.

— Сейчас принесу, — с этими словами я осторожно выбралась из-за стола и, пройдя мимо Быстрова, наблюдавшего за мной лукавым взглядом веселых глаз, отправилась в прихожую, где на вешалке под одеждой висела моя сумка. Стараясь вытащить из нее зачетную книжку, я случайно задела куртку Валентина, которая, упав на пол, издала странный глухой щелчок. Подняв ее, я замерла, борясь с любопытством, требующим удовлетворения. Что могло быть причиной такого звука? Единственная возможность узнать — это проверить карманы чужой одежды, но данный поступок противоречил моим моральным принципам. Я постояла несколько минут в нерешительности, потом все-таки пошла на поводу у собственной слабости и запустила руку в карман. Нащупав твердый узкий предмет, я осторожно вытащила его и… обалдела.

Это был складной нож. Пальцы затряслись, едва не обронив находку. Я быстро положила её обратно и, повесив куртку на прежнее место, неуверенной походкой двинулась обратно в кухню. Мои ватные ноги застыли на пороге. От лица отхлынула краска, превратив его в бледную маску с клеймом испуга и решительности одновременно в потускневших светло-голубых глазах.

— Вот, — протянула я зачетку подруге.

— Здорово, — весело отозвалась та, рассматривая оценки.

— Валя, вам с Андреем пора уходить, иначе метро закроется, — чеканя каждое слово, проговорила я холодно.

Он вскинул брови, не понимая перемены моего настроения.

— Катюша, что-то случилось? — беспокойно спросил спасатель.

— Нет, — ледяным тоном отозвалась я. — Просто, уже ночь, а у нас с подругой еще есть дела.

Мне все-таки удалось выпроводить гостей за дверь. Их немного удивило мое откровенное желание избавиться от их компании, но, поддавшись уговорам, они смирились и ушли. Оставшись с Верой вдвоем, я прошептала, опускаясь на стул:

— Маньяк — Валентин.

— Как, опять? — недоуменно сказала Климова. — Но почему?

— У него перочинный нож насильника. Я случайно обнаружила, — упавшим голосом, поведала я ей. Моя рука обессилено повисла вдоль тела, а ресницы опустились на глаза, в которых засверкали крупные слезы. — Неужели мне уготована участь современной Дездемоны?

— По-моему, ты преувеличиваешь, — вздохнув, устало произнесла собеседница. — Ты точно уверена, что это тот самый ножик?

— Нет. Но зачем Быстрову таскать его с собой, если он не преступник?

— Мало ли. Может, Валя использует нож в быту, или на работе. Сама знаешь, какая у него профессия, — доводы подруги меня не успокаивали.

Я сидела, тоскливо глядя в пол, а по щекам текли соленые струйки, вкус которых я ощущала на своих обиженно надувшихся губах. Она продолжала говорить мне о том, что я ошибаюсь, но мой рассудок отказывался верить, подписав приговор бедному парню. Так прошел целый час, во время которого я мысленно жалела саму себя, сокрушаясь над разбитыми вдребезги чувствами. Зазвонил телефон, громкий звук его продолжительной трели больно резанул меня по ушам. Я поднялась не сразу.

— Может, мне подойти? — видя мое замешательство, предложила Климова.

— Нет, я сама, — мои ноги нехотя поплелись в прихожую.