— Зачем ты так поступаешь? — я изо всех сил рванулась, но освободиться из его крепких тисков не смогла, зато умудрилась развернуться, и теперь мои гневно сузившиеся глаза смотрели снизу вверх, пытаясь разглядеть лицо негодяя, скрывавшегося под маской.

Густая темная тень, падавшая от шапки на все пространство прорези, мешала мне сделать это, оберегая инкогнито преступника. Отвечать на мой вопрос никто не собирался, поэтому я продолжила:

— Это мерзко, гадко и несправедливо! Что я тебе сделала? В конце концов, с кем хочу с тем и общаюсь, и ты, «урод полосатый», мне не указ! — злость затмила ужас, превратив его во что-то маленькое и серенькое, по сравнению с охватившим меня бешенством.

Я резко вскинула руку, намериваясь сорвать маску и взглянуть в глаза своему преследователю, чтобы раз и навсегда избавиться от гнетущей неопределенности, пугавшей гораздо больше, чем он сам. Мужчина среагировал мгновенно, быстро отстранившись от меня и откинув в сторону протянутую к его голове руку. Моя наглость, похоже, привела насильника в ярость, так как он, сильно размахнувшись, сделал решительный выпад ножом в сторону моей левой щеки, явно намериваясь ее порезать, причем так, чтобы шрам украшал меня до самой старости, если, конечно, не умру раньше от заражения крови. Зрачки моих округлившихся от дикого, ни с чем не сравнимого страха, глаз заметно расширились, в тупом бездействии наблюдая движение тонкого, как бритва, лезвия тщательно заточенного ножа. Это была не шутка и не розыгрыш. Мне хотели нанести телесное увечье, о чем свидетельствовала приближающаяся к лицу рука нападавшего. В какие-то считанные секунды перед глазами пронеслась вся моя не очень-то длинная жизнь, а смирившийся с поражением разум начал стремительно отсчитывать свои последние секунды на этом свете. Рассудок признал себя побежденным, но инстинкт самосохранения все-таки сломил его пессимистический настрой, заставив меня прикрыться от удара рукой. Скрип рвущейся от натиска острого металлического предмета ткани пальто, резанул по ушам. Я застыла на месте в оборонительной позе, боясь пошевелиться. Вокруг повисла странная, ненормальная тишина, точно время остановилось. Может быть, я умерла?..

И вдруг все задвигалось, зарычало, завопило, застонало, загудело, взорвавшись обилием невероятно противоречивых звуков.

Меня больше не держали, мне даже не угрожали, так как нападавший внезапно очутился в роли жертвы. На него налетел бесшумно подскочивший к нам пес. Лари вцепился в обидчика хозяйки, причём сделал это молча. Он приблизился тихо, ничем не выдав себя, как, впрочем, и положено настоящему охотнику. Сегодняшней добычей овчарки оказался окровавленный кусок черных брюк человека, который готов был меня зарезать, или, во всяком случае, изуродовать, однако, по воле судьбы и моей собаки, он пострадал сам. Лари выхватил не малый кусок с одной из ягодиц насильника. Да… в ближайшее время пострадавший не то что к женщинам приставать, он сесть без боли вряд ли сможет.

Я, как завороженная, наблюдала сцену разборки разгневанного пса с перепуганным маньяком. Кошмар, пережитый мною несколько минут назад, плавно переместился на задний план, уступив дорогу разгорающемуся любопытству. Чудом высвободившись из крепкой хватки моего четвероногого защитника, преступник стремительно бросился в машину, сверкнув на прощанье оголенным задом, по которому ярким пятном расползалась кровь.

Жигули умчались, а я все еще продолжала стоять, глядя им вслед. Номера были заляпаны грязью, вероятно, насильник тщательно подготовился к своему нападению. Он просчитал все: когда и где я хожу по утрам. Этот человек либо очень хорошо меня знал, либо старательно выслеживал несколько дней, а, может, и недель. Однако он не знал моей собаки…

— Вы в порядке?! — дрожащий голос подбежавшей женщины вывел меня из состояния задумчивости. — Вас не ранили? Может, вызвать скорую? — ее глаза опустились ниже, задержавшись на рукаве моего полупальто.