Через пятнадцать минут глас народа поправил лично пан Кшись.

— Никого не убили. Выживет. Но факт, ножом пырнули, чуть руку не отрезали. «Неотложка» уже вызвана, потому что наша «скорая» не может уезжать.

Председателю попечительского совета не позволили сразу спрятаться в директорской ложе, где в этот момент слышались хлопки пробок от бутылок с шампанским.

— Почему его пырнули? Кто жертва?

— Какой-то олух под мухой. Беглец ему наступил на любимую мозоль, он рассердился, поймал убегающего и держал его, хотя сам не знает зачем. Может, хотел дать в рыло, может, пару ласковых сказать.

— А люди? Не помогли ему?

— Люди не сообразили, в чем дело, а при виде ножа все скорее отпрянут, чем приблизятся. Зато поймали троих следующих и держат их там накрепко. Полиция уже вмешалась.

— Он удрал на машине? За ним гнались?

— Вот этого я уже не знаю. Несколько автомобилей как раз отъезжало, но так всегда бывает после большого приза…

— Ерунда получилась, — недовольно оценил положение Гжесь, когда мы выпустили из своих когтей пана Кшися. — Но, даю вам слово, я не предполагал, что этот тип будет так спокойно стоять и смотреть скачку. Я только и мог, что подать знак, потому что в такой толчее Ничего больше не сделаешь. А те трое, которых поймали, это наши, полиция поможет им выпутаться…

Больше всех недоволен был пан Януш. Опасность от него не отвели, преступник удрал и при первом же удобном случае мог ему сделать что-нибудь нехорошее. Я сама вложила ему в голову эту мысль, и теперь он не мог от неё избавиться.

— Хорошо, что перерыв, теперь уеду себе в маленький такой отпуск, может, он про меня забудет, — неуверенно говорил он. — Или пусть они меня арестуют. Не может быть, чтобы он знал, где я живу…

Я утешила его, что преступник наверняка не знает даже его фамилии, не говоря уже про адрес. И очень возможно, что убийца пришёл сюда не подкарауливать пана Януша, просто он заядлый лошадник, и скачки для него превыше доводов разума. На этом разговоры о преступлении закончились и начались очередные рассуждения о том, кто выиграет в седьмой скачке. Выиграла, разумеется, семёрка. До конца дня нас радовали только фавориты. Дерби в сочетании с погоней за убийцей — такое бывает только раз в жизни…

— Убийца всегда возвращается на место преступления, — с упрёком заметила ему я.

— Ничего подобного, почти никогда. Разве что он там что-нибудь потерял и хочет найти. Или угрызения совести его терзают. Ты что, ожидаешь угрызений совести от этих висельников? Какая мафия уважает человеческую жизнь?

— Ну хорошо, никакая. И что теперь?

— Теперь остаётся молиться, чтобы убийца не избавился от оружия. Все-таки вещественное доказательство. Хотя ему будет жалко хорошего оружия…

— А может, он ещё расточительнее меня, — буркнула я себе под нос и заглянула в духовку, где допекалась курица. — Ты во сколько газ зажёг?

— Как ты велела. В половине шестого.

— Тогда уже можно есть. С голоду не соображаю, что ты мне говоришь. Тут будем есть, а то в комнате неудобно.

В моей страшно тесной кухне было не намного удобнее, но в комнате стоял исключительно низенький журнальный столик, над которым надо было корчиться или держать тарелку под подбородком, а для этого нужна третья рука. Мы решили, что лучше в тесноте, да не в обиде. Съев половину, я почувствовала, что информация начинает потихоньку доходить до меня.