Однако в неразберихе, царившей после воздушного налета японцев, ее тело никого не волновало. Странно, что некоторые жители деревни вместо того, чтобы испугаться, как то было с Лю, веселились, словно на празднике.

Лю хотелось быстрее оказаться дома, рядом с мужем и сынишкой, но она не удержалась, спросила у оказавшегося неподалеку деревенского портного:

— Старец Сунь, скажи, у нас что, все вдруг сошли с ума?

— Вовсе нет! — крикнул ей в ответ старик. — Знаешь, куда угодили бомбы восточных дьяволов? — Почти беззубый рот портного расплылся в широкой улыбке — Едва ли не все бомбы попали в ямень.

— В ямень? — удивилась Лю и тоже улыбнулась: — О, какая жалость!

Окруженный стенами, ямень был резиденцией главы округа; там же размещались тюрьма и суд. Тан Вэнь Лань был известный взяточник, наравне со своими чиновниками, секретарями и слугами.

— Я вот думаю, не сходить ли домой и не нарядиться в белое по случаю похорон тана? — сказал старец Сунь.

— Он мертв?! — воскликнула Лю. — Я думала, что такой злой человек, как он, будет жить вечно.

— Он мертв! — с радостью подтвердил портной. — И дух смерти прямо сейчас несет его в мир иной. Одна бомба угодила прямо в кабинет, где он брал взятки. Больше никто не будет нить нашу кровь!

Но Юм Минь, местный лекарь, был настроен не столь оптимистично:

— Подожди, вот появятся японцы и натворят такого, что покойничек покажется щедрым, как сказочный принц, Тан хоть оставлял нам немного риса, чтобы мы дотянули до следующего года. Японцы заберут себе все. Им наплевать, живы мы или сдохли.

Каким бы плохим ни было правительство Чан Кайши, в деревнях, захваченных японцами, жилось еще хуже.

— Может, нам стоит бежать отсюда? — спросила Лю.

— Крестьянин без своего клочка земли — ничто, — ответил ей старец Сунь. — Если уж мне суждено голодать, то я, скорее предпочту голодать дома, чем где-нибудь на дороге, вдали от могил моих предков.

Несколько односельчан согласились с ним. Юи Минь спросил:

— А если существует выбор между тем, чтобы остаться в живых на дороге, и смертью возле могил твоих предков? Что тогда, старец Сунь?

Пока эти двое спорили, Лю Хань поспешила к своему дому.

Ямень являл собой груду дымящихся развалин, и его стены были снесены в нескольких местах, словно по ним ударил какой-то великан. Сломанный флагшток торчал, как прут веника. Тут же валялся изодранный гоминдановский флаг: белая звезда в голубом круге на красном полотнище.

Сквозь дыру в пробитой стене Лю Хань заглянула внутрь. Если глава округа находился здесь, когда упала бомба, старец Сунь был прав, считая его погибшим. От здания не осталось ничего, кроме воронки в земле и сорванной с крыши соломы.

Другая бомба упала на тюрьму. Какими бы ни были преступления, которые совершили находившиеся там узники, все они получили «высшую меру». Жители деревни уже спешили к яменю, расчищая, где возможно, завалы и извлекая погибших. Тошнотворный запах крови соперничал с запахами дыма и развороченной земли. Лю Хань вздрогнула, представив, что сейчас односельчане могли бы вдыхать запах и ее крови.

Дом: Лю Хань стоял в двух кварталах от яменя. Лю увидела поднимавшийся оттуда дым, но не придала этому значения — никто не верит в возможность того, что несчастье произойдет с ним самим или его близкими, даже когда вокруг царит смерть.

Когда Лю завернула за угол и увидела там, где стоял дом, воронку от бомбы, то не поверила своим глазам. Здесь уцелело еще меньше, чем на месте кабинета главы округа.

«У меня нет дома», — Лю понадобилось немало времени, чтобы осознать это.