— Не настолько уж я и хороша. Мне в школе говорили, что внешность у меня «мальчуковая». Подруга моя, Томка, на весь класс однажды так и объявила: «Стрижку тебе «под Котовского» — и в новобранцы!»

Старшина приблизился к Евдокимке так, что оказался с ней стремя в стремя; прищурил взгляд, очевидно, прикидывая, как она станет выглядеть, когда дело действительно дойдет до стрижки «под Котовского», и рассмеялся.

— Суровая у тебя подруга, — признал он, думая при этом о чем-то своем. — «Под Котовского — и в новобранцы», говоришь? А что?.. Бойца женского полу признал бы в тебе не каждый и не сразу.

— Вот и возьмите в свой эскадрон этого самого бойца, — напористо посоветовала Евдокимка. — Поговорите с командиром…

По тому, как старшина долго и растерянно прокашливался, девушка поняла, что просить о ней своих командиров он не намерен, однако мысль какая-то в голову его все же закралась.

— На Кубани, под Краснодаром, у меня два дома — собственный и родительский, — подтвердил ее худшие опасения Разлётов. — Жене и матери письмо с вами передам, они вас и приютят. Уж куда-куда, а до Кубани фрицы, точно, не дойдут.

— Да как же мы, у чужих людей?..

— Теперь уже не чужих. Раз твой отец стал офицером нашей дивизии, то теперь мы, считай, родня, поскольку однополчане, — и тут же спросил: — Шашку в руках когда-нибудь держала?

— Так вашу же и держала. Подсолнухи в огороде рубила, пока вы отдыхали. В седле, правда, не пробовала.

— Прямо сейчас и попробуешь.

Разлётов тут же извлек свою шашку и сначала медленно продемонстрировал несколько способов боевой рубки, а затем, подъехав к желтеющим у дороги высоким подсолнухам и чертом вертясь между ними, словно оказался в окружении врагов, те же приемы фехтования повторил уже в быстром темпе.

— Только ты горячку не пори, — предупредил он Евдокимку, передавая ей шашку. — Медленно отрабатывай, как положено, чтобы ни коню уши, ни себе коленки не изрубить.

Понадобилось несколько набегов на островок подсолнухов, чтобы и старшине, и самой кавалеристке стало ясно: фехтовальщица из нее, увы, получится нескоро.

— Все равно уйду я отсюда только с вашим полком.

— Уйдешь — отец тебя так отходит… А я не только не посочувствую, но еще и подправлю собственной нагайкой…

— Санитаркой уйду, — прервала его угрозу Евдокимка. — Не с вашим, так с любым другим полком, который встретится. Все, я так решила. С самим командиром полка поговорю. Или, может, сначала вы с ним поговорите?

— Ну, я попробую. Хотя твой отец…

— Мой отец — ветеринар, и у него своя служба. Стоит ли вмешивать его? Обещайте поговорить с командиром.

— Если уж так решила, — неуверенно пожал плечами старшина.

— Только не вздумайте говорить ему, что мне еще нет восемнадцати. Вообще никому ни слова. И еще: почему вы со мной возитесь? Обучаете, наставляете? Будь вы моложе, мне было бы понятно, а так…

Старшина грустно ухмыльнулся и лихо подкрутил усы:

— Годами мы с тобой не сошлись, это точно. Тут, понимаешь ли, другой аллюр: очень уж ты на младшую дочь мою похожа.

— Тогда все ясно, — облегченно вздохнула Степная Воительница, намеревалась совершить еще один, последний набег на уцелевшие подсолнухи.

В это время послышался мерный гул моторов, и на горизонте появилось первое звено самолетов, затем еще и еще одно.

— Судя по моторам, штурмовики идут, немецкие! — прокричал Разлётов, отбирая у Евдокии шашку.