— Мы даже не сможем утверждать, что эта клевета непреднамеренна, — убеждал Арбутус Фолсома, но тот считал иначе.

— Никакой автор, находящийся в здравом уме, не станет сознательно и преднамеренно писать книгу, героем которой был бы какой-то реальный, известный автору человек, и при этом приписывать ему подобные извращения и преступления. Это чепуха. Такое просто невозможно.

Того же взгляда придерживалась и Женевьева Голдринг.

— Никогда не слышала об этом типе, — заявила она Шортстэду и Арбутусу, — а потом, это какое-то совершенно невероятное имя. Откровенно говоря, я не помню, чтобы когда-нибудь писала о человеке, которого бы звали Локхарт Флоуз, да еще с женой, которую зовут Джессика.

— Но это же написано в «Песни сердца, — возражал Арбутус, — не могли же вы этого не читать. В конце концов, вы ведь сами написали эту книгу.

Женевьева Голдринг только фыркнула в ответ:

— Я пишу по пять книг в год. Не могу же я всю эту муть еще и читать. Я целиком и полностью полагаюсь в данном случае на вашу компетентность, мистер Шортстэд.

— А верстку вы что, не проверяете?

— Молодой человек, — ответила мисс Голдринг, — моя верстка не нуждается в том, чтобы ее проверяли. Поправьте меня, если я не права, мистер Шортстэд.

Но, хотя сомнения начали уже закрадываться ему в душу, мистер Шортстэд на этот раз все же придержал язык.

— Значит, будем признавать факт клеветы, но утверждать, что она непреднамеренная? — спросил Арбутус.

— Я не вижу оснований вообще признавать факт клеветы, — запротестовала мисс Голдринг. — Единственное, что нам пока достоверно известно, так это то, что некто Флоуз привязывает свою жену к кровати и порет ее, что у нее дурацкое имя Джессика и что ей все это не нравится. Вот и пускай он сам доказывает, что не делает ничего подобного.

Арбутус обратил внимание присутствующих на процессуальную норму, согласно которой истина сама по себе не является средством защиты за исключением тех случаев, когда защита ведется в интересах общественного блага.

— Если речь идет об извращенце и человеке, который грабит банки, полагаю, это как раз тот случай, когда затрагиваются интересы общественного блага. Возможно, моя книга станет из-за этого суда даже лучше продаваться.

Адвокаты были убеждены, что дело обстоит совершенно наоборот.

— Нам не на чем основывать защиту, — сказал один из них, королевский советник Виддершинс. — Я бы порекомендовал достичь соглашения сторон, не вынося дела в судебное разбирательство. У нас нет никакой надежды выиграть его в суде.

— Но разве реклама не пойдет нам на пользу, даже если придется выплатить какую-то компенсацию? — спросил Шортстэд, вынужденный занять эту позицию под нажимом мисс Голдринг, которая постоянно жаловалась на то, что ее романы недостаточно рекламируются. Виддершинс выразил сомнение, что от подобной рекламы может быть польза. Но, поскольку ему самому платили за осуществление защиты, он не видел оснований лишать самого себя того финансового вознаграждения, которое должен был принести затяжной судебный процесс.

— Оставляю решение на ваше усмотрение, — сказал он. — Я свое мнение высказал, и оно заключается в том, что мы неминуемо проиграем.

— Но за урегулирование без суда они требуют четыреста тысяч фунтов, — возразил Шортстэд.